15-го князь Потемкин решился взять город приступом, рассчитывая одновременно завладеть как окопами, так и городом. Пять колонн, в 5000 человек каждая, были назначены в атаку.
Правая колонна, под начальством генерала Палена[54] должна была атаковать нижнюю часть города, предместье и батарею Гассан-паши. Вторая, слева от неё, под начальством принца Ангальта, должна была войти в окопы, в том месте, где они оканчивались в предместье Гассан-паши, и, завладев ими, направиться к городским воротам, названным Стамбульскими воротами.
Третья, левая, под начальством генерал-лейтенанта князя Василия Долгорукого[55], должна была войти в окопы в средней части их, развернуться и идти на городское войско.
Четвертая, еще левее, составляя часть левого крыла, под начальством князя Волконского,[56] должна была войти в окопы и поддержать следующую колонну.
Пятая, под начальством Георгия Горрича и под командой генерал-лейтенанта Самойлова, была предназначена взять приступом городской бастион с пробитыми последней батареей брешами, о которых я говорил выше, проникнуть в город и облегчить открытие Стамбульских ворот, к которым должна была направиться колонна принца Ангальта.
Князь Репнин вел общую команду. Генеральная атака была назначена на утро 17/6 декабря, на Св. Николая.
15-го утром генерал Рахманов, дежурный генерал при Потемкине, пришел ко мне. Он пришел сказать мне, что князь велел предупредить меня, что он назначает меня одним из своих адъютантов. Я заметил ему, что всегда с признательностью принимаю всё, что он изволит сделать для меня, но я осмеливался умолять его рассудить, что мною в этом звании он может пользоваться лишь при своей особе; что он, князь, ради общей пользы, не может идти на приступ, а должен быть во главе управления по всем пунктам атаки, но что мне, по моему положению, неприятно будет не идти на приступ, так как я этим хотел заслужить его расположение, отплатить за него. Генерал Рахманов предложил мне лучше написать, чем давать ему устно такое поручение, и обещал тотчас же передать письмо. Я действительно написал, изложив свои мотивы и заклиная его принять их во внимание. Через час я получил его ответ: «Мне кажется, я заслужил, чтобы вы продолжали доверять мне. Я никогда не переставал заботиться о том, что для вас может быть приятно и выгодно. Имейте же терпение».
Этот столь вежливый и ласковый ответ закрывал мне рот, но не избавлял меня от беспокойства, которое меня волновало; однако мне невозможно было больше просить, и я вынужден был предоставить себя судьбе, которую князь мне готовил, основывая свои надежды на постоянной внимательности и благосклонности князя ко мне. Немного спустя я получил новое доказательство его забот и попечений обо мне, которое тронуло меня до глубины души.
16-го утром князь издал по армии следующий приказ: «Граф Дама, получив со званием моего главного адъютанта чин полковника армии, будет во время приступа командовать 800 избранных гренадер, предназначенных открыть шествие колонны принца Ангальта».
Узнав об этом приказе, я тотчас же отправился к князю. Он принял меня с обычной благосклонностью и милостью, за которые я не в силах был отплатить ему своим почтением и признательностью. Он объяснил мне, что для того, чтобы дать мне команду, он должен был сначала дать мне звание и что, не имея возможности дать мне звание без надлежащих формальностей, он воспользовался для меня званием главного адъютанта, потому что такого рода производство было в его распоряжении. Он обозначил полк, из которого должен был быть взят мой отряд (полк Екатеринославских гренадер), и позволил мне тотчас же пойти и осмотреть его.
Принц Ангальт, любивший меня, как сына, был настолько любезен, что отобрал и сделал превосходный состав. Мы оба возвратились к князю на обед, предварительно приготовив всё, и на лицах наших лежал отпечаток довольства, могущего послужить предзнаменованием успеха. Послеобеденное время я посвятил своим личным делам. Хотя у меня и были наилучшие предчувствия, я не скрывал от себя, что утро следующего дня будет бурным. Вследствие этого я дал распоряжения моему лакею и моим людям, а также и деньги, которые им были необходимы в случае несчастья со мной. Я написал письма, которые в таком случае должны бы быть отправлены в Париж[57].
54
Петр Алексеевич (1745–1826) «человек высшего ума, большой храбрости и способный всё предпринять и всё выполнить» (Ланжерон. Глава заговора против Павла I).
55
Василий Васильевич (1752–1812), генерал-лейтенант с 1783 г. «Большой игрок, большой распутник, весьма мало военный человек… трус до смешного» (Ланжерон). Его жена пользовалась большим расположением князя.
56
Григорий Семенович (1742–1824) участвовал в обеих турецких войнах, во второй генерал-лейтенантом. Зять Н. Репнина.
57
Следует вставить здесь письмо, хотя оно и было опубликовано Л. Пинго (Les Français en Russie, прилож. I, стр. 439), это прекрасное, трогательное письмо, которое граф написал своей сестре, графине Симиан и оригинал которого измятый, испачканный, хранится в его семье как чтимая реликвия.