Идалия согласилась на все, лишь бы спасти два дорогих ее сердцу существа. Когда первый консул появился, она бросилась перед ним на колени и сказала с выражением самой глубокой скорби: «Государь, я прошу правосудия для моего мужа». Он посмотрел на нее с удивлением. «Как вы можете просить за него», — отвечал он, — «ведь он из числа тех, которые были посланы убить меня». При этих словах она быстро встала. «Вы не знаете наших принцев», — воскликнула она — «они не могут руководить преступлением». Такой смелый ответ смутил Бонапарта. «А кто поручится мне за вашего мужа?» — ответил он. «Семь лет супружества и семь лет счастья». — «Возвращаю вам вашего мужа, сударыня.» Приговор был отменен, оба брата Полиньяк были присуждены к 4-х-летнему тюремному заключению в крепости Гам. 9 лет уже прошло с тех пор, а вместо обещанной свободы, они находятся в еще более ужасной тюрьме, чем первая[261]. Маркиз де-Ривьер был спасен от смерти, благодаря мольбам своей сестры; он провел 4 года вместе с Полиньяками, затем его перевели в менее строгую тюрьму в Страсбурге; в настоящее время он отпущен на честное слово жить в этом же городе, и пользуется большой свободой. Г-жа де-Полиньяк оживилась надеждой; она поспешила к мужу и к зятю и отправила свою горничную ко мне с известием, что они спасены. Мы в это время выходили из-за стола: все, кто был у нас, были вне себя от радости при этом известии. Я побежала к Идалии, чтобы поздравить ее: ее маленькая комната была полна народом. Я бросилась к ней на шею, г-жа де-Бранка нежно поцеловала меня и затем бросила меня в объятия своей старой свекрови, которой я никогда не видела, и в объятья своего мужа, а затем все они бросились целовать этого почтенного человека; толкали меня к какому-то господину в очках. «Это адвокат, который так хорошо защищал наше дело», говорили мне. Я была так ошеломлена всеми этими излияниями, что у меня закружилась голова, и в конце концов я стала смеяться, как ребенок.
Я с огорчением видела, что день моего отъезда приближался: я не могла расстаться равнодушно с людьми, с которыми я была связана нежной дружбой.
Оставшимся временем я пользовалась, чтоб совершать прогулки по окрестностям Парижа, которые, благодаря своему разнообразию, всегда открывали для меня что нибудь новое. Я отправилась в Près de Gervait (поле Жерве) с г-жей де-Тарант, г-жей де-Беарн и княгиней де-Тальмон. Это поле занимает небольшое пространство земли, все покрытое сплошь кустами сирени, что приятно действует и на обоняние. Нежный запах сирени напоминает свежесть молодости. Мы отправились затем в лес Раменвиллье, принадлежавший г-же де-Монтесон; мы сели против группы крестьян. Какая-то упрямая старуха бранила молодую девушку, грустный и смущенный вид которой забавлял мальчугана-шалуна, стоявшего подле них; ребенок, стоя на коленях на столе, ел из корзины какие-то плоды. Все это представляло деревенскую картинку, которую я нарисовала в моей памятной книжке. Несколько штрихов, взятых с натуры, имеют больше цены и производят больше впечатления, чем даже очень тщательно обработанный рисунок. Совершенно верно говорят, что нет ничего прекраснее правды: одна правда способна привлекать сердца. Святая Тереза говорит, что воображение есть la folle de la maison; это так, если ему дать свободу бродить без удержу, но когда им руководит правда, оно становится полезным товарищем, который без устали всегда нас переносит в прошедшее и будущее: оно помогает мысли, украшает ее, придает красоту выражению картины. Бог дал нам все средства, чтобы действовать морально и физически; от нас зависит приводить в порядок это сокровище и заводить машину наших действий, размещая целесообразно и точно ее части.
Участие, которое я приняла в г-же Идалии, тронуло ее до глубины души, и она всячески старалась дать ыне доказательство своих нежных чувств ко мне. День моего отъезда приближался, мои добрые друзья покидали меня как можно меньше. Г-н Морков уехал. До моего отъезда оставалось только 2 или 3 недели. Когда я однажды гуляла с Полиной де-Беарн, она сказала мне: «Мой друг, с тех пор, как я знаю, что вы уезжаете, мое сердце страдает, чем я могу вам это выразить, и от вечной разлуки с вами и от внутреннего волнения, которого я не в силах победить; мне кажется, что вы приехали к нам, чтобы вернуть нам хотя приблизительное счастье, и что после вашего отъезда несчастье будет снова тяготеть над нами». Увы, ее предчувствие оказалось более чем верным: она перенесла тяжелые несчастья; описание их подробностей было бы слишком длинно: достаточно сказать, что они таковы, что их хватит ей на всю жизнь. Милость, добродетель и несчастье — вот ее девиз.
261