XXIX
1812 год. — Отъезд императора Александра в армию. — Путешествие императрицы Елисаветы. — Взятие Парижа. — Чувства г-жи де-Тарант. — Болезнь ее и смерть. — Скорбь Головиной. — Погребение тела де-Тарант.
В следующем (1812) году, мой муж снова поступил на службу: он был назначен обер-шенком. Император назначил его с такой благосклонностью, о которой мог только мечтать себе мой муж, и выразился о нем самым лестным образом, говоря о нем императрице, которая повторила мне его слова с участием, очень растрогавшим меня. Через несколько дней я встретила императора на прогулке: он дружественно заговорил со мной о моем муже, об удовольствии, доставляемом ему этим назначением; он напирал особенно на воспоминания о прежнем времени. Но эта перемена не принесла мне ничего, и я ничего не находила для моего более тесного общения с императрицей. M-me де-Тарант была этим очень огорчена, но я была некоторым образом даже счастлива тем, что могла доказать императрице, насколько моя привязанность к ней была лишена эгоизма и самолюбия.
Император уехал в армию. Французы быстро приближались, и их первые успехи причиняли очень основательное опасение, При этом столь важном случае императрица высказала замечательное мужество и смелость, и ее благородный пример воодушевил всех упавших духом. Начали, подобно ей, ждать славы, которая последовала за этой минутой смятения. Я не стану входить теперь во все подробности этой недавней и столь известной войны, а буду продолжать говорить о том, что касалось нас ближе. Первое путешествие императора не было продолжительным, но в декабре месяце этого же года он снова уехал, чтобы принять славное участие в успехах своих войск. Императрица проводила лето следующего года (1818) в Царском Селе, наши свидания были до сих пор теми же самыми, но ее резиденция была слишком далеко, чтобы мне было возможно еще посещать. Она делала мне честь, написав мне несколько раз[278]. Мой муж получил частное поручение от императора в Москве для раздачи вспомоществования, в котором так нуждался этот город. Откланиваясь императрице, он имел с ней разговор, в котором, благодаря своему рвению, зашел, быть может, слишком далеко. Он позволил себе сказать больше того, что мог, и они расстались довольно холодно. Он мне написал письмо, полное сожаления по этому поводу. Императрица также хотела со мной об этом поговорить, но, благодаря своей милостивой снисходительности, она скоро забыла то, что должно было ее оскорбить.
В декабре месяце императрица получила письмо от императора, которым он приглашал ее приехать к нему и повидаться с ее матерью, маркграфиней Баденской.
Накануне своего отъезда императрица очень хотела попрощаться с нами у графини Толстой. Я имела с ней разговор в течение часа и осмелилась говорить с обычною откровенностью. Мы ее проводили до ее кареты, а на другой день отправились в Казанский собор, куда она приехала отслужить перед отъездом напутственный молебен. Стечение народа было необычайно; живой интерес, который она внушала, выражался на всех лицах. Народ толпился вокруг нее, и когда она села в карету, некоторые по обычаю поднесли ей хлеб-соль. Отъезд этот был 19 декабря, мороз был очень сильный. Отсутствие императора и императрицы придавали городу печальную физиономию; в то время, как мы страдали от нашего одиночества, и некоторые беспокойные характеры осмеливались роптать, император, поддерживаемый Богом, подготовлял спасение Европы. Один среди союзников он имел только чистые намерения и сохранил до конца, выполняя их с достойною его твердостью[279].
Мой муж получил сильный припадок желтухи и должен был начать продолжительное и тяжелое лечение. Мы проводили все свое время в его комнате, и счастливые известия, получаемые беспрестанно, вносили разнообразие в грустную монотонность этого существования. Верное сердце m-me де-Тарант билось надеждой: известно было, что Людовик XVIII покинул Англию и прибыл во Францию, что благородный и победоносный император Александр приближался к стенам Парижа, и что узурпатор бежал в Фонтенебло со своими приверженцами.
279
Все это объяснит письмо императора, помеченное «14–26 июля».