Вот к чему я пришел! Значит, писать нет смысла?
В пути никогда не достигнешь города Солнца. Есть лишь путь истины, и по пути, выходя за изгородь обыденности, преодолеваешь такие препятствия, которые гораздо труднее, чем для воина, в его племени обретающего знание шамана.
Но истина всегда относительна! И можно писать, когда уверен, что открыл хотя бы относительную истину, соответствующую уровню знаний эпохи, и двигаться дальше.
Мне не надо волшебства, всего оккультного у шамана, само мое состояние, когда настраиваю себя, чтобы писать, уже волшебство. Я не пользовался галлюциногенами, а пытался напрямую «мозговым штурмом» пробиться в исцеляющее состояние судьбы. И вызывал это состояние некими заклинаниями, внезапно раскрывающими озарения, занося их в дневник.
«Где органная мощь моей судьбы? В трагедии человека, стремящегося вырваться из мира, где не видят любви ни в себе, ни в других, толкают локтями под дых, и близких, и чужих? В не соединении сознаний друг с другом?»
«Неужели трагизм существования человечества – в его пути самоуничтожения, его темной судьбе, там, где гибридные войны, невозможность прояснить мозги, чтобы увидеть исцеляющую цель?»
А может, наоборот, записывал эти заклинания вслед за озарениями в мозгу. Это были мои подпорки для разжигания огнедышащего слова. Но не подпорки дона Хуана для получения знания, типа ощущения реальных демонов в ветре, в грозе, в лесном ветре и траве, которые опасно воздействуют на «воина» так же, как и «воин», обладающий их силой, влияет на демонов природы. Правда, мои подпорки были также средством, временными лесами вокруг истины, которые убираются, когда достигнешь цели.
15
Как-то я сидел ночью у моей библиотеки, измученный размышлениями и сонным усыпляющим светом ночника, прикорнул, с головой на письменном столе. Передо мной встал кто-то мудрый, спокойный и всезнающий. Я узнал в нем мага дона Хуана, с испещренным морщинами лицом мумии и хитрыми щелками глаз. На нем была поношенное пончо с колокольчиками и шапка-корона, фирменная одежда древнего мексиканского шамана.
– Ты хочешь стать воином? – хитро сощурясь, спросил он.
– Не хочу, – сказал я, как старому знакомому. – Не хочу бороться, побеждать кого-то. Кроме себя.
– Чего же ты хочешь?
Я был погружен в безвольную немощь, в которой тускнеет внешний мир. А может быть, это от генов предков, нечувствительных к лишениям. И только изредка меня пронимает, когда чувствую одиночество. Думал о своей жизни, и все бывшие радости оказывались покрытыми безрадостной пеленой. И нахлынула печаль.
– Я как будто еду куда-то, ни к чему не привязан, болтаюсь над бездной.
Он тоже ответил, как старому знакомому.
– Зачем так говоришь? В тебе этого нет.
– Иногда прихожу к мысли: меньше знаешь – крепче спишь. Сейчас человек за один день получает столько же информации, сколько житель средневековья за всю свою жизнь. Сейчас на мозг давит лавина информации. Новая агрессивная ситуация. И вообще невозможно все знать.
Это было признание в минуту слабости. На самом деле обычно я так не думаю.
Дон Хуан громогласно захохотал.
– Ты не видишь ничего сверхъестественного, и потому твоя ясность глупа. На самом деле, в тебе сидит обыденное сознание времени, как нечто постоянное, отвердевшее и застывшее, а потому бессмертное. Совсем иное – у шамана. Время – это нечто схожее с мыслью, возникающей в мышлении чего-то такого, что непостижимо в своем величии. Сам человек – часть этой мысли, протекающей в непостижимых разуму силах.
– Ничего не понял.
– Древние египтяне чувствовали, что в высоте есть нечто грандиозное. Громадность – это величие. Это идет из древности: время и пространство простирались до звездного неба, когда выходили на охоту, выезжали за пределы изгороди на телегах, а потом летали на самолетах, глядя в иллюминатор на облака. Это всегда был путь в другие реальности.
Я понимал из прочитанного о нем, что он воздействует с помощью ритуала, способа получения целительной силы. Я был уверен, что смогу легко победить невежественного шамана с высоты своего времени, которого не смог одолеть его ученик Карлос.
– Не могу согласиться, что к другой реальности надо тянуть силком, вталкивая туда путем обманок и ловушек. У меня есть моя собственная сила, влекущая туда.
– Да, в тебе есть твоя сила, но ты лишь тащишь свой камень, как Сизиф, который никогда не взойдет на вершину. Он не радуется бессмыслице своей работы, но у него есть своя гордость – отсутствует обольщение, и верен себе.