Все живое рождается и живет без какой-либо цели. Нет в природе, во времени и пространстве цели. У животных цель одна и та же – насытить и продлить себя. Только человек выходит на более высокий уровень – изобретает культуру. И что же?
То, к чему пришел, выскочив из-за изгороди обыденного сознания, оказалось тоже одиночеством перед неизбежным. Выскочить из реальности нельзя. Это тоже иллюзия.
Но что же тогда океан детства, открывшийся мне с утеса, и чувство бесконечной новизны в его безмолвии, в котором было все, о чем мечтал, и загадочная печаль? Может быть, излечивает это чувство новизны, вечные рождения, обновления и разрушения в пространстве и времени? Дело не в том, чтобы жить и благоговеть перед чудом жизни, а в осознании, понимании смысла событий, в замысле Бога.
– Ты так и не вырос, – говорила жена, уходя за «красную зону». Я и сейчас, написав это, съеживаюсь под ее суровым взглядом, как перед старшей.
Я понял, что больше не могу писать. Все, что писал, не нужно. Как Лев Толстой в конце жизни пришел к выводу, что все его тома художественной прозы не нужны, это грех самолюбия. «Люди любят меня за те пустяки – «Война и мир» и т. п…» И – «уважать меня за Каренину сродни тому, что уважать Эдисона за то, что он хорошо танцует, а не за его великий вклад в науку».
У меня еще не наступило время, как у тетки Марины, когда человек уже не может ничего видеть, кроме своих болей. И ничего не чувствует, кроме своего падения в смерть. Наверно, до самого конца у меня останется сильное желание разобраться в себе и мире, искать истину, и выражать ее в точном слове.
Останется то, чем был счастлив. Щемящим воспоминанием и печалью, что все проходит. В истории сохраняется, как в «Одиссее», лишь уклад и склад народа, да и то в письменности.
По электронной почте получил приветствие от соратника. Он предлагал стать членом только что созданной им всемирной организации помощи бедным всех стран.
20
Сегодня меня снова посетил дон Хуан.
Сквозь сон я слышал бормотание мага.
– Обычный человек, не ответственный за все, что делает, слишком озабочен тем, чтобы любить и чтобы его любили. Воин любит, и все. Любит всех, кто ему нравится, и все, что ему по душе. Но не беспокоится об этом. Любить и быть любимым – это далеко не все, что доступно человеку. Воин принимает ответственность за все, что делает. Вѝдение рассеивает иллюзию победы, поражения или страдания. Действия бесполезны, впереди ждет смерть.
Маг признавался:
– Все, что я говорил – это были лишь подпорки, чтобы подвигнуть тебя на путь воина-творца.
– Я так и подумал. Меня до сих пор двигают мои подпорки-заклинания.
Он вздохнул.
– Ты угнетен. Внутреннее благополучие – это не просто состояние. Это достижение, к которому нужно стремиться, искать это состояние. А ты ищешь внутреннее неблагополучие, смятение и неразбериху. Делаешь себя несчастным. Нужно делать себя сильным.
Мне было не до него.
– Идите вы…
Он невозмутимо продолжал:
– Нет эпох в истории. Есть только жизнь и смерть. Желание жить вечно. В Древнем Египте люди безусловно верили в бессмертие, в инкарнацию, потому что не мыслили, что человек и его имя исчезают бесследно, разве что его гробницу разрушат и разбросают кости. Сейчас люди знают, что рано или поздно превращаются в прах, но все равно не могут смириться. Ты должен действовать, как будто не знаешь об этом. В этом смысл истории.
Я слушал его равнодушно.
– Ты хочешь вернуться домой. Но обратной дороги нет, и домой нам не вернуться никогда. Все, что мы любили и ненавидели, все, чего желали и за что цеплялись, все это осталось далеко-далеко позади.
Я вспомнил, как, студентом, приезжал на похороны матери в мой родной городок.
Я приехал туда, где родители жили,
На краю земли, и родина вмиг
Смертью мамы пределы свои обнажила,
И отец состарился сразу и сник.
После похорон –
в речке, как в детстве, я плавал,
Буруны подпрыгивали по камням.
Тело сына, забыв обо всем, ликовало,
И отец – так странно смотрел на меня.
Я заплакал. Маг монотонно бормотал:
– Но чувства человека не умирают и не меняются. А у страстного человека всегда есть земные чувства, и то, что ему дорого. И если нет ничего другого, то есть хотя бы путь, по которому он идет. Только воин и творец может выстоять на пути знания. Ибо искусство состоит в нахождении и сохранении гармонии и равновесия между всем ужасом человеческого бытия и сказочным чудом того, что мы называем «быть человеком»…