А есть навязанная обстоятельствами жизнь, которую и бросить нельзя, и жить постыло. Она становится собственным телом, как хромота.
Конечно, есть градация людей, совсем не чувствующих чужих страданий, которые, узнав, что умирает родственник, спокойно пьют чай и занимаются своим делом, как герой Достоевского.
Еще один уровень – любовь к малой родине, особенно дорогой для тех, кто шатался по миру, и осознал, что без нее – один на целом свете.
Постепенно уходят привычные представления о любви к родине. Становится более размытым уровень привязанности к своему этносу, возникшей в местах, ставших родными в течение поколений. Все мы вышли из любви к привычному, родному, куда возвращаться – единственная отрада. Все, что вне этого взгляда, – чужое, то, чего в нашей жизни не было, ничто. Бессмертие нации – внутри нее. Неужели любовь возникает из этого истока?
А вот любовь к человечеству, и самой планете Земля можно ощутить только тогда, когда наступит конец света, и без нее станешь задыхаться, как рыба, выброшенная из океана на песок. Можно ощутить в себе даже любовь к Вселенной, когда вообразишь, что через миллиарды лет расширения она медленно охладится и растает где-то вместе с нами.
Любовь возникает от предчувствия расставания.
____
Перед окончанием института я все-таки встретил ту, которая, казалось, всегда была родной, словно знал с детства. Встретился с Катей, студенткой медицинского института, случайно, и у меня почему-то не было досады от помехи моим творческим изысканиям. Она-то и была самим творческим возбуждением.
Переселился из общежития в ее двухкомнатную квартиру, оставшуюся после смерти матери. Это была непривычная жизнь, словно с диковинной жар-птицей. Она оказалась умной и не умеющей лгать, как будто ее приговорили к честности, и всегда было интересно, не надоедало. Она была брезглива, как герой Набокова в «Даре», который перестал мыться в ванне, когда увидал в ней чужой волос.
Меня всегда почему-то влекло к таким, гордым и независимым девушкам. Может быть, потому что я близнец по гороскопу. А близнецы – «гуляки праздные, единого прекрасного жрецы», кому требуется сильная рука.
Мы общались мало, потому что были вечно заняты. Утром спешили на работу, встречались в основном вечером, Катя мало распространялась, что там делала, а я выныривал из ниоткуда, словно был не на работе, а, как ей казалось, обитал где-то в ином мире, в безделье.
Обычно она чутко слушает, как я сплю за стеной в моем кабинете-спальне, и бросается на каждый мой всхрап. Ежедневно на кухне записывает в дневничке, сколько я принимаю таблеток. Когда я уходил на работу или в магазин, она тревожилась:
– Боюсь, что с тобой что-нибудь произойдет. Тебя надо опекать, как ребенка.
Она все время смешила меня озабоченностью недостатками своей фигуры.
– Чем больше ем, тем глаже становится лицо, но появляется живот. Тогда ем меньше, но лицо становится как тряпка.
– Царь Соломон не разрешил бы эту проблему, – сочувствовал я.
Или она озабоченно рассматривала свое лицо.
– Я не перекрасилась? Посмотри на мои щеки. А то иногда вижу сумасшедших старух, и страшно боюсь!
Мода – это желание людей быть прекрасными, идеалом красоты эпохи. Кристиан Диор вдохновлялся послевоенной страстью к иному, чудесному человеку, вышедшему из грязных окопов войны.
Я ревновал ее: неужели она красится еще ради кого-то, а не для меня?
Катя жила в мире всеобщей доброжелательности и эмпатии. Как-то пришла из парфюмерно-косметического магазина «Иль де Ботэ», пересчитала деньги. Не хватало тысячи рублей. Она рылась в кошельке, перебирая десятки дисконтных карт.
– Наверно, запуталась в картах.
И тут же из магазина пришло SMS-сообщение: просят зайти, ошиблись при выдаче денег.
Вернувшись из магазина, она радостно сказала:
– Девчонки извинились – не учли две карты. Вернули.
И все еще сомневалась: не она ли обсчитала магазин?
– Наверно, это они запутались, я ведь еще и наличными брала.
Она жила в чудесном магазине духа – чистого обмена духóв и духа.
Катя обладала чистым альтруизмом ко всему, что было освещено лучом ее внимания. Могла броситься на помощь всему живому, стонущему или пищавшему от боли. И этим невольно намагничивала меня, отчего мы часто попадали впросак.