Бывало, ко мне подойдет на улице какой-нибудь бродячий пёс и спросит: «Сколько время, браток?». Я долго всматриваюсь в циферблат, стрелки которого, окостенелые и мертвецки тихие, начинали вдруг двигаться.
Бродячий пёс весь во внимание, ему срочно нужно отлить: «Ну, что там, сколько натикало, а?» – пытается он заглянуть мне за спину.
Я отвернулся и продолжаю всматриваться в циферблат.
У нас своя атмосфера
«Речь пойдет о классическом герое дикого запада с парой потертых кольтов наготове и жуткой паранойей в печенках».
Вынужденная и систематическая легкость бытия, когда бытие, его суть, уже идет в комплекте с черепной коробкой. События, так или иначе, складываются так, что все козыри сдаются в начале; потом либо пан, что говорится, либо пропал. Та карта, которая сознательно выбрана и взята в руки… всё дело в том, что такой карты здесь нет. Поэтому нет возможности выбраться. Поэтому действовать можно лишь одним из двух предложенных ниже способов.
Первый – это побег. Что является изначально предприятием повышенной сложности и опасности. На вышках полно assassins с винтовками, и каждый из них готов выстрелить точно в лодыжку… оснащенные суперсовременными прицелами, они, каждый, ежедневно тренируются на земляных крысах, которых здесь пруд пруди, и выпрыгивают они из-под земли, точно кролики на ярмарочном аттракционе. Впереди за укреплением минное поле и растяжки с колючей проволокой. А потом стена, серая и беспросветная, и кажется, что протяженность ее приближена к бесконечности. За этой стеной несколько минных полей… и таких же серых и беспросветных стен, перегородок с колючей проволокой, оснащенных сверхчувствительными лазерами.
Второй способ – это сон. Сон здесь может быть сколь угодно долгим, и чем он продолжительней, тем мучительней потом пробуждение. События смешиваются и слипаются в холодный кусок овсянки, что ты ежедневно вынужден получать по пробуждению. Люди с подносами томятся в очередях, в чертовой жаре, под пристальными взорами санитаров, вооруженных суперскоростными устройствами погружения в гипнотический транс, здесь – гипноконтроль. Всё, что происходит во сне, может быть при желании сконструировано и запрограммировано заранее. Спящие тела здесь помещают в специальные капсулы, наполненные жидким азотом под давлением. «Мир, происходящий внутри черепной коробки, всегда остается внутри черепной коробки». По этой причине многие только очнувшиеся испытывают адские головные боли и колики в желудке. Они несутся как ужаленные в сортиры через скотный двор, по колено в грязи и крысином помете. В лучших случаях приходится отстоять 10-15 минутную очередь. Босиком и с голым задом, на тропинке, загаженной слизняками, просачивающимися сквозь пальцы.
Козырная монашка
Ещё какое-то время Стелла приходила навещать меня каждый день. Но после того как я проиграл за карточным столом все деньги мистеру Макмерфи, которого воротило от пропаганды здорового образа жизни, и был он, что называется, «всегда за любой движ», она вдруг резко потеряла ко мне всякий интерес.
По его настоянию даже установили цветной телевизор в комнате для карт и курения. Эй, сестричка-медсестричка, Макмерфи подозвал к нашему столу молоденькую санитарку и заказал кофе. И пошевеливайся, причмокнув, сказал он. Разливает по тяжелым свинцовым стаканам, и пар заструился в наши ноздри, так что мы, одурманенные, завизжали во все глотки. Телевизор рычит посреди ночного, покрытого колодой карт столика. А ну-ка все заткнулись. Вилли подал голос откуда-то из темноты. По радио передавали прогноз погоды, а мы смотрели чемпионат. А какого хрена? Макмерфи подсадил нас на бейсбол, и с недавних пор я так увлекся, что начал собирать наклейки с игроками национальной лиги. Вот это я понимаю, приложился, да ребята? Макмерфи владел будто бы магией убеждения, и все разом закивали. Да, точняк, Мак. Угораздило же его. Макмерфи только замычал и бросил горсть попкорна в телеящик. Да, дело говоришь, вождь. Здорово приложился. Ты и не на такое способен. Да…и даже не думай отнекиваться, вождь. Ты вон какой здоровый, прямо скала. Правильно, ребята? Карты сливались с табачным дымом. Ещё кофе изрядно поднакрыло. Лица расплылись в одну сплошную какофонию. По радио передавали бейсбол. Мы сидели за ночным, с торшером, столиком, устланным колодой карт, и смотрели сквозь туман прогноз погоды по телеящику…
Мак явно был самым нормальным. Многие же из нас не знали разницы между тройкой и тузом. Не отличили бы горячее от холодного. Куда уж говорить, остальные попросту не помнили своего имени. А ты как здесь оказался, приятель? Мак, да и все ребята за столом вдруг уставились на меня. Что, язык проглотил? Гляньте, его сейчас вырвет! Да все нормально, братишка. Просто, говорю я, память отшибло, ни черта не вспомню. Мак был первым, с кем я перекинулся словечком. Значит, и то, что было секунду назад, не помнишь? Мак хитро закинул шестерку под стол. Ни черта не помню. Да, занятный случай. Тебе не повезло, братишка. Я бы повесился, если бы забыл, как в первый раз засадил палку своей училке. Даааа… Макмерфи мечтательно протянул, тогда я был в ударе. Та вертелась подо мной, будто вместо хуя у меня там электродрель. Как сейчас вижу, как мокрое пятно расширяется, блестит, и сквозь аромат дешевых духов все отчетливее проступает запах пизды. Матильда – так её звали – треплет моего приятеля по головке, щекочет яйца. Сделав вид, что слегка задумался, Макмерфи скинул ещё одну карту и выкинул стрит. Я не помню, кто я такой, говорю, но как играть в покер я помню. В тот же момент выкладываю фул-хауc…