Вода падает с яркого воздуха
Падает словно волосы
Падают на плечи девочки.
Вода падает
Оставляя лужи на асфальте –
грязные зеркала для облаков и рикошетированных пуль
Она падает
На крышу салуна, на мою лошадь и на мои револьверы
Многие зовут это дождём.
Алгоритм действия
Позволь системе себя уничтожить.
Позволь накрутить на тесак твои внутренности.
Дай шанс ей.
Хотя бы один простой шанс полностью стереть тебя в порошок.
Подчиняйся распорядку дня и потакай ей во всем – хуже все равно не будет.
Растворись и слейся с её внутренностями.
Проникнись и ежесекундно отчитывайся о каждом шаге, который задумал и которой мешает спать по ночам. О том, что могло быть и чего не случилось.
Мучайся необъяснимой тревогой, сгори огнем в ночи, рассыпающаяся на глазах реальность – дело рук системы.
Которой, ты должен подчиняться.
Срастись с ней!
Будь ей!
Чтобы, когда выдастся подходящий случай, её уничтожить!
День Икс
После того как я отыгрался, ребята стали, мягко говоря, меня недолюбливать. То кто-нибудь подставит подножку в душе, то подольёт кипятка мне в ножную ванночку. Медсестры побаивались подолгу оставаться в моей палате. Зато я разом раздал все свои долги, затарился косячками и бутылкой мексиканской текилы, даже осталась щебень для звонка по межгороду.
Стелла бросилась мне в объятья, и от её запаха мне сразу же дало в голову. Она сходу сообщает мне, что сняла для нас номер в гостинице через дорогу, там недорого и довольно уютно, одно только дело, мухи там до жути кусачие.
Макмерфи подошел проводить меня и, пихнув мне под ремень какую-то записку для некой Сюзи, что жила там же через дорогу, шепнул, словно глухонемой, широко раскрывая рот, заветные три буквы – ШВК – шлюха высшей категории. От этого на душе мне сразу стало легче.
Пивные наркоманы
Спустя лет пять или шесть я вернулся в город.
Вышел на угол Лексингтон и Сто двадцатой. Мои старые приятели ждали меня с распростертыми объятиями. Стю глумился над какой-то официанткой и, завидев мой кипиш, стремительно выскочил к автостоянке за залетными пассажирами. Вилли наблюдал за тем, как я стремглав несусь не пойми куда не пойми зачем. На меня свалилась труба подачи аварийного топлива и придавила к полу. Агх, черт бы её подрал, эту ебучую трубу аварийного топлива! Черт бы!
И вот я вернулся в город, и первое, что сказал Стю: я видел ваш альбом в музыкальном магазине…бла-бла-бла…. немудрено, что вы так популярны….бла-бла-бла… где ты остановился? В отеле, говорю, «Миллион Долларов». Прикинь, по комнате ездит андройд и выметает каждую пылинку с ботинок. Ничего се чудеса. В кровати бухая целочка, которая автоматически делает минет утром, днем и вечером перед сном. Ну а бар внизу есть? И все такое в таком духе.
На углу Лексингтон мы с встретились с парнем лет пятидесяти. По словам Томми, это был некий Уильям Берроуз, «человек без имени и прошлого». Тот самый Берроуз продал нам немного ритуальных грибов Psilócybe semilanceáta. Мы захавали, и я вижу первый глюк: стою на берегу моря, и падальщики трутся подле моих ног, будто бы им тут маслом намазано. Охранники не пускают меня в зрительный зал. Я прыгаю со сцены и со всего размаха вышибаю мозги из этой твари. Твари, которые окружили меня со всех сторон. Я падаю на асфальт, заросший мхом и лишайником, расплескиваюсь, как сгусток березового сока. Асфальт греет. Меня заливают цементом, и кто-то кричит из зала, что хочет попкорна с кока-колой…
Кого-то неожиданно пробирало на «ха-ха», пока камера всё отдалялась, отдалялась, отдалялась, отдал…
Несостоявшийся джентльмен
Далекий треск подгоревшей платы, паленые индейские волосы, жужжание разомкнутых проводов то усиливающихся, то исчезающих, развинчивая по комнате, раскручивая все нужные болтики, взрывает мой мозг изнутри.
– Что с лицом, котик?
Вечно куда-то убегает, и почему-то каждый раз возвращается ко мне. Ставит в неловкое положение.
– Не дёргайся. – Берет початую бутылку водки и выплескивает. – Дезинфекция! Умойся, котик. Приговаривает.
Тонкая граница между сном и явью размывается, оставляя в воздухе красноватую дымку с запахом ацетона. Следующая остановка – меж синюшных ног пропитой лесбиянки из эрогальни мадам Тессо.
И пока она корчится в судорогах под свист кипящего чайника, я создаю декорации для счастливого конца: размазываю помаду по лицу и растягиваю рот в блаженной ухмылке.
Вероломный кайфолом
Меня выпустили раньше, чем я потерял интерес к окружающему. Двери захлопнулись, и я оказался на улице, один, без гроша в кармане, с продольным швом на затылке – знак того, что надо мной поработали хорошенько. Макмерфи стоял у окна и махал рукой. Ему хотелось бы быть на моем месте. Факт стопроцентный. Он так сконфужен, что даже не спустился пожать руку на прощанье. Я же, в свою очередь, не заставил себя долго ждать и словил попутку до Мидлтауна, а там уже пересел на паром до Санта-Фэ. Я был до того возбужден, что после столь утомительной пешей прогулки я рвался в бой, словно молодой артиллерист в окопе под огнём; я ерзал и стонал от безделья. Не мог усидеть на месте и смеялся без причины каждый раз, как мысль заводила меня обратно в отделение. И вот уже я разливаю бурбон по стаканам и произношу молитву, перетасовывая при этом карты, лапая молоденькую кисулю и мастерски закручивая самый здоровенный косяк в истории человечества.