– Я сейчас же пойду и прогоню их.
– Не сомневаюсь, – коп-весельчак выписал мне штраф.
Мужчины в фетровых шляпах растолкались по карам и разъехались по домам.
*****
Лифт сломался.
Только я переступил порог, готовый, как мне казалось, к любым разочарованиям, как то, что предстало моим глазам, надолго выбило меня из колеи. Запах мужчины и запах женщины. По полу раскидана рваная одежда, и мокрые следы ведут в спальню, дверь в которую беспомощно болтается, сорванная с петель. Колян и Стелла (я знал, что когда-нибудь это произойдет) беспомощно уставились на меня, как уставились бы, если бы в дверях вдруг объявился коп. То, что называется coitus interruptus. Как ни в чём ни бывало, Стелла голышом пересекает комнату, в то время как Колян пытается прятать глаза в сигаретном дыме. Она подходит ко мне и так же непринужденно целует меня в щеку, а потом и в лоб, как ненаглядное дитя.
Больная белая роза
на лепестковых развалинах
цветочного лона
червь,
то открывая глаза,
то закрывая их,
принимает позы
виденных им ранее совокупляющихся животных.
– Что здесь происходит? – начинаю допытываться.
– Ничего, – говорит Стелла. – Мы принесли еды и выпивку.
– Ждали тебя.
– Ах вот как? – срывается у меня. – Да мне как-то всё равно. Я сегодня устроился на работу и даже успел получить небольшой аванс.
Кого-то пробирает на «ха-ха».
– Что смешного? – тут же надсаживаюсь я.
Стелла состроила такую гримаску, какую я вовек не забуду. Колян налил выпить. И всё вроде как осталось по-старому.
******
Вернувшись домой, я обнаружил записку. Клочок туалетной бумаги, исписанной дешевыми чернилами. Стелла как всегда в своем стиле, игнорирует правила грамматики и после каждого предложения ставит восклицательные знаки: «Я устала! Мне нет дела до твоих дел! Тебе нет дела до моих!» Тут мне стало смешно, и я налил себе выпить. Вещи остались нетронутыми. Зубная щетка. Бритвенный станок. Где мой бритвенный станок? Этот подлец украл мой станок. С этой мыслью я бросился к платяному шкафу за заначкой с крысиным ядом. Но и там было пусто. Обчистили! Сволочи!
– Когда же они, наконец, оставят меня в покое?
«С любовью, твои Стелла и Колян. P.S. Напишем, как только доберемся до Триумфальной арки».
– Что за глупости? Откуда у них деньги, чтобы отправиться в Европу без меня?
Меня уже начинало мутить, и я выпил аспирин. Не помогло. Тогда я пошел в нашу спальню, сел за столик, как это делала Стелла по утрам, и долго разглядывал песчинки пудры и тюбик с губной помадой.
– Как она могла меня оставить?
Прихрамывая, я вышел из квартиры, в которой все напоминало о старых добрых деньках, с намерением никогда туда больше не возвращаться, и побрел в сторону кладбища.
*****
Когда я вернулся, изрядно накидавшись предварительно в баре, меня ждал большой сюрприз в лице Коляна.
– Это ты?
Колян, застигнутый врасплох, неуклюже запихивал цыпленка в духовку:
– Да, черт, а ты кого ожидал увидеть?
– Где Стелла? – спрашиваю.
– Сейчас будет. Что с тобой приключилось? Ты будто привидение увидел.
– Я заблудился.
– На этих улицах? – Насмешка читалась в его глазах, поэтому я присел на диван и тупо включил телевизор. Да на этих улицах легко заплутать.
– Неужели?
Колян, раздосадованный, побрел к платяному шкафу за порошком.
– И мне захвати, – крикнул я через спинку дивана.
К моему великому удивлению, он принес тот самый порошок, который оставался сегодня ещё с утра. Я побрел в нашу спальную к туалетному столику, куда обычно садилась по утрам Стелла, и нашел там ту самую записку. «Буду поздно. Куплю вино, с любовью, твоя Стелла». Моему удивлению задал встряску гулкий звонок в дверь. Шаги засеменили, и я услышал голос Стеллы. Сгусток поцелуя. И вот она уже стоит передо мной, застыла в дверном проёме.
– Коп оставил вот это под дверью. Походу он хочет, чтобы ты нанес ему визит, как считаешь? – Она скинула сумочку на кровать. Как обычно. И всё вроде как осталось по-старому.
Некролог
Том Вулф (1930-2018).
В 1966 году, после выхода из печати большого эссе о Калифорнийской культуре форсированных автомобилей, Том Вулф внедряется в компанию кислотного хиппи Кена Кизи и его соратников из банды Весёлых проказников и делает из этого серию репортажей в стиле гонзо-журналистики с элементами «диалогизмов в потоке сознания».
– «Электропрохладительный кислотный тест» не был пародией, насмешкой или сатирой.
Наряду с Хантером Томпсоном и Труманом Капоте – Вулф ознаменовал себя крестителем новой журналистики 60-х, характерной чертой которой была «подлинность, поданная на блюде беллетристики». Он считал, что живя в век урезанных новостей и лицемерия, продвигаемого телевидением, ничего не стоит просто начать экспериментировать.