Поздно вечером, уставший как две собаки, перемазанный сосновой смолой, землей и еще хрен знает чем, но — по самые брови, вернулся в лагерь, едва волоча ноги. Долго и нудно оттирал руки и отмывал лицо.
Когда мне сунули плошку с кашей, так едва не уснул над ней.
Всё, абсолютно все, пришлось делать самому, даже залезать на две сосны. Прикидывал — как они упадут после подрыва, ну никак не получалась, чтоб было правильно. Пришлось поработать белкой-лесорубом, лезть на самую верхотуру, обвязывать вокруг ствола веревку, перекидывать на соседнюю сосну. Спустится с этой, вскарабкаться на ту, поработать немного топором, подвязать вервицу. Ни в жизнь не полез бы, но больно удобно эти два дерева стояли — пышная крона обоих гарантировано накрывает кусок дороги. После такого, ни о какой атаке со стороны конницы можно не беспокоиться.
Сейчас посижу немного, отдохну, и надо сделать последнее на сегодня. Отвезти батарейку, если хватит времени, собрать и залить уксусом.
Звезданутое небо сияет мириадами звезд, рассыпанных по черному ковру космоса. Неуловимо для глаз, мелькнула крохотная искорка метеора…
Поворчал немного для приличия, пока разбирался со спальным местом. Улегся, спину греет ласковое тепло, исходящее от углей костра, а лицо холодит прохлада ночного леса. Спать… Спать…
Мамина ладошка нежно проводит по щеке, приглаживает непослушный со сна вихор. Она так низко наклонилась, что маленькая прядь волос щекочет мне ухо. И я слышу её ласковый шепот: — Феденька, просыпайся, в школу пора. — целует в щеку…
— Ты глянь как лыбится, даже будить жалко. Федя, просыпайся. — Меня как кутенка, за шкирку, приподнимают и трясут.
Опущенная голова вяло болтается, сил сопротивляться совсем нет, с трудом открываю глаза.
В красном свете костра видны фигуры людей и две из них, теребят меня.
— Что надобно?
— Ляхи встали на ночевку в десяти верстах отсель. — Узнаю голос Архипа.
— И что? Они сегодня целый день по тракту шатались толпами. — Я туплю по-черному, мозг спит.
На голову неожиданно льется поток холодной воды, ледяные струйки скользят по шее и затекают за шиворот. Пытаюсь вырваться и начинаю материться.
Илья, узнал в потемках по голосу, дает совет Архипу:- Отпускай, кажись, проснулся.
— Нельзя без этого? — Стаскиваю с себя мокрую рубаху и замахиваюсь на Илью, облить меня — его рук дело:
— У-у, антихрист.
— Доглядчики пришли, коих я посылал, молвят — ляхи становище в десяти верстах от нас поставили.
Вспоминаю виденные фильмы и наобум задаю вопрос, — А возка, целиком деревянного, там случайно нет? И, чтоб, у него дверка была позади и с окошком зарешеченным.
Они переглянулись. Илья пожал плечами, — Сказывали, возов двуконных, беленой дерюгой крытых, почитай — два десятка. И телег, простых, с пяток будет.
— А что телеги везут? — Илья меня не расслышал, ибо я в этот момент копался в своем мешке, выискивая сухую одежку.
Я повторил, он почесал в затылке, — Федь, я тебе стрельцов приведу, их и пытай.
И, с этими словами, растворился в ночной темноте.
— Федор, а на кой тебе ведать про телеги? — Спросил Шадровитый.
— Архип, из Кракова оказия едет к Владиславу — что нужно для воинства? Зелье да свинец. Сколько пороха можно положить на телегу?
— Пудов пятнадцать, не боле, иначе лошадей заморишь.
— Свинца, думаю, столько же. — Я подсчитал результат, — Получается восемьдесят пудов пороха или столько же — но свинца. Но полагаю, что все-таки зелье, оно быстрей кончается.
Я натягивал через голову рубашку и пропустил очередной вопрос от Архипа. — Извини. Не слышал. Ты чего спросил?
— Подумаешь, зелье везут али свинец…
Я перебил его, — Ежели в него случайная пуля попадет, или не дай бог, граната — убьет всех, кто окажется ближе сотни саженей.
В темноте послышался хруст сухих веток под подошвами сапогов, в круг света вошли двое. Десятник и стрелец, среднего росточка, на голове надета шапка — «пирожок», из-под которой торчать два ярко малиновых уха — лопуха.
— Федор, вот тебе Гришка, он в доглядчиках был и все тебе сам обскажет.
— Илья, не в службу, а в дружбу, скажи ребятам, чтоб начали грузить лошадей.
Он улыбнулся, — уже. Короб с кувшинами и уксусом забираешь? Брать бережно, аки младенца…
Я над этим ящиком трясся, словно кащей над златом. На испытаниях батарея исправно зажигала запал на трех сотнях метров самопальных проводов и лишиться сейчас хотя бы одной банки, довольно рискованно, а вдруг — не сработает?