Оглянувшийся Степан, протянул руку и опустил этого страхолюдна обратно, — Спи, сам на лешака похож, тобой только детишек малых пугать.
Он отбил руку и со словами, — ' с вами поспишь' выбрался из телеги.
— Что мужи, дальше двинемся, всё одно встали, лучше вечером пораньше на ночлег встанем.
Я пожал плечами, — А почему бы и нет, — По внутренним ощущениям было где-то около пяти, шести часов утра. В это время года солнце встает в восемь, а светает на час раньше, пока соберемся, как раз можно будет и двигаться.
— Макар, ты ближе там сидишь, подай мой мешок. — Попросил я. Забрав, достал завернутое в тряпицу сало, краюху хлеба. Достал свой нож, открыл и стал нарезать продукты.
Степан внимательно смотрел, потом не выдержал и спросил, — Покажи.
' Твою Мать… Именно так, именно с большой буквы — Идиот' Я замер на мгновение, в голове табуном заскакали мысли в поисках нормальной отмазки по поводу швейцарского складного ножа с пластмассовыми накладками. Молча, вложил в протянутую руку и стал внимательно смотреть на лицо подсвеченное красным отблеском костра.
Он осторожно взял его, покрутил в руках, попробовал остроту лезвия на ногте, попытался сложить, не получилось, вопросительно взглянул на меня. Я забрал и стал показывать, попутно объясняя что и для чего.
Макар увидев диковинку присел на корточки между нами и также внимательно слушал.
— Одно лезвие, из доброго железа, шило небольшое, отвертка, штопор (Достать посмотреть)
Самый большой восторг у них вызвали маленькие ножницы, — Ты посмотри Макар, — С этими словами он ухватил бедолагу за бороду, торчавшую у себя над плечом, забрал у меня ножницы и отстриг клок волос. Пострадавший дернулся, вырываясь, плюхнулся на задницу, стукнул в плечо, — Аспид, ты Сяпка, дай сюда, я тебе тоже чаво отрежу.
Во избежание кровопролития, я забрал нож, открыл лезвие и продолжил готовить еду.
Обстругал, ветку, насадил несколько отрезанных кусков, и пристроил их над углями, вскоре над стоянкой потек вкусный аромат жаренного. Стал выкладывать всё на кусок коры, попутно хлопнул по двум загребущим лапам, стремящимся урвать пайки раньше времени, добавил сырую луковицу, разрезав её на четыре части, хлеб.
— Угощайся, друже.
Некоторое время слышалось только чавканье трех голодных мужиков, проглотивших завтрак, за пять минут. А потом каждому свое, Степану вино, нам с Макаром чай.
Дальше были сборы и вскоре мы уже шли по дороге…
***
Москва встретила нас дождем и колокольным звоном.
Ленинградское шоссе… Разглядеть в этой тропинке, многополосное шоссе… Господи дай мне силы не впасть в черную меланхолию. О том, что проезжаем Мкад, догадался на паромной переправе, после вопроса, — 'А как река называется?' Вихрастый пацан, одетый в овинный тулуп, расстегнутый на груди, сдвинул на затылок шапку. — Москва, дядьк, — и отвернулся.
— Скоренько, к вечору, дома будем, — Прогудел за моей спиной Макар.
— Скорей бы, устал уже плестись. Ползем как черепахи, надоело. Жрём, спим, идем. Сколько можно? — С этим ворчанием забрался на телегу, сердито пнул в спину развалившегося Степана, — Двинься. Развалился.
Лег на сено, подложив под голову, изрядно исхудавший мешок с продуктами и накрылся с головой своим плащом. Не хотелось ничего. Накатывалась черная тоска, такую можно заглушить или работой или выпивкой. Пить не хотелось, работы не было. Грустно. Но ещё грустней было от того что жить негде, денег осталось двадцать копеек, по нынешним ценам на неделю хватит, а потом? Придется принимать предложение Степана и идти к нему. У него мясная лавка, не мой профиль. Не работал я с продуктами питания, да и кому здесь нужны все эти Госты, ОСТы, правда молочку как читал в инете и в это время баловали по-черному, сметану мукой разводили, молоко водой бодяжили…
— Степан, ты спишь?
— С тобой поспишь, лягаешься как корова, чего тебе?
— Ты говорил у тебя лавка.
— Есть такое, а тебе зачем?
— Всё как то было недосуг спросить, а ты только мясом торгуешь?
— Не только, ещё сало делаем с чесночком. Ну, иногда пирожки с требухой печем, но это ближе к празднествам каким, но больше одно мясо идет.
— А котлеты делаете?
— Это что за зверь?.
— Ну… — я протянул, лихорадочно вспоминая кулинарию древности, — скобленки это, вы их на продажу делаете?
Он сел на телеге, — Кто ж их на продажу то делать будет, так для себя, стариков побаловать, детишкам малым или болезным каким.