Сумка с козлячьим порошком висела на спинке стула.
А дальше как в кино: группа в камуфляже, маски, короткие автоматы, наручники…
Из ментуры, посулив начальнику вознаграждение, он позвонил домой. Жена лыка не вязала. Что отложилось в ее утлом сознании, так и осталось невыясненным, но дурь поперла: она в панике выкинула в мусоропровод весь невеликий свадебный хрусталь, несколько дешевых колечек, а заодно и урну с прахом своего отца, которую третий год не могла собраться захоронить и держала в серванте.
Протрезвев, жена сообщила о звонке мужа Синяку и Роману. Синяк запряг свой «мерседес», и друганы помчались в Тверь.
Слава Богу, менты взяли деньги. Ивана выпустили, угрюмого и вшивого. Синяк хотел выписать ему бабаху на память прямо у ментовки, но тот был такой зачуханный, запуганный, виноватый, что Синяк кару отменил. Потом поехал на разборку к заказчикам пакости и все уладил. Правда, иной раз Синяк неестественно замирал, напряженно вглядывался в друга, желая постичь, как того угораздило полезть в неправильное. Пишешь стихи и пиши. Тоже мне, наркобарон колумбийский.
…Сегодня Иван ждал гостей отмечать двадцатилетие своего освобождения из лагеря. Надо было также узнать, от чего на сей раз собрался помирать Роман. Дело в том, что Иван многократно спасал Ромку. Жирный был мнителен и постоянно находил в себе разные опасные болезни — инфаркт, рак, СПИД… Недавно вдруг обнаружил под ребром лишнюю кость. Торчит, и все. Роман, лишившись сна и аппетита, до тех пор подозрительно прощупывал себя, пока Ванька не притащил из библиотеки медицинский атлас и не продемонстрировал на себе, худом, что кость никакая не лишняя, а — обычное ребро, недозабранное в грудину, как и задумано по конструкции.
Ожидая гостей, Иван подстригал бахрому на облохматившихся любимых джинсах — обновлял гардероб.
Первым объявился Роман. Принес джин «Бифитер» и банку килек — любимый харч Синяка. Ванька отложил стрижку штанов, молча предъявил такую же банку и такой же джин.
— Сосуды у нас в мозгах очень сообщающиеся, — с удовольствием поставил диагноз Роман.
— Кстати, о сосудах, — встрепенулся Иван, — какую опять заразу в нутрях нащупал?
— Эх, Ваня, Ваня, — покачал головой Роман, — я тебе сонник добыл для перевода — забочусь о твоей жизнедеятельности, а ты насмешничаешь над моими недугами. — Роман протянул другу потрепанную брошюрку.
Иван полистал ее.
— С английского?.. А-а, с французского?.. Пойдет. Благодарствуйте.
— Шолом, козлы! — В комнату вломился Вовка Синяк. — Кто дверь не запер, Жирный?
— Жирного не замай, — вступился за Романа Иван. — Жирный болен.
— Чем? — радостно поинтересовался Синяк.
— Панкреатитом, — трагически констатировал Роман.
— Чего ты врешь! Панкреатит у оленей на рогах растет.
Иван под разговор заботливо полюбопытствовал:
— Вовик, ты килечку, часом, не запамятовал?
— Обижа-аешь!.. — Синяк расплылся в белоснежной улыбке и достал из кейса джин и каспийские кильки.
— А зубки где взял?! — удивился Роман. — У тебя их сроду не было.
— Почему? Сначала были, спроси у мамы. Потом прошли со временем.
Роман задрал Синяку губу. Тот недовольно мотнул башкой:
— Чего ты мне в новую пасть руки поганые суешь!.. — Висюля на конце косы больно ударила Романа по носу.
С недавних пор Синяк для изменения имиджа завел новую прическу. Содрал он ее у американского актера Стивена Сигала.
Но с косой он стал больше похож не на супермена, а на немолодую мужеподобную индейскую женщину. Чтобы коса не висела без толку, к ее концу он привесил бронзовый амулет — кулак, и теперь, когда оппонент раздражал его, резко поворачивался, и клиент как бы невзначай получал по физиономии.
— Столом бы лучше занялся. Где салатики? — капризно спросил Синяк. — Где приклад, где харч?
— Салатики отпали, — не развивая тему, вздохнул Роман, рассматривая потревоженный нос в зеркале.
— Бухая, что ль? — сморщился Синяк.
— У нее вечером всенощная, — потупившись, защитил жену Иван. — Она отдыхает.
Синяк, разом поскучнев, завалился на тахту, выбив из нее пыль, ткнулся в раскрытый на кроссворде журнал.