И тут снова появился Суров — и проблема разрешилась сама собой…
Суров был на седьмом небе, клялся в вечной любви, обещал, обещал, обещал…
Таким образом, Саша утвердилась в своей неотразимости, в которой за время семейной жизни успела засомневаться. Утвердиться-то утвердилась, но кайфа полового не словила.
На животноводческом языке такое недопокрытие называлось пробным, а недоуестествленный бычок — пробником. Его применяли, чтобы возбудить достойную, темпераментную корову перед основным осеменением. Дома, на ферме, где Саша летом подрабатывала в старших классах скотницей, пробникам во время пробы подвязывали фартук с противозачаточной целью. На ферме этот процесс выглядел очень смешным. Здесь в Брайтоне, с Юрием Владимировичем, к сожалению, — тоже.
Тем не менее Суров помог Саше купить квартиру в Москве, устроил к себе на работу заместителем.
А магазинчик в Брайтоне вполне мог функционировать и без хозяйки: уже два года в помощницах у Саши состояла очень толковая сестра Юрия Владимировича, выехавшая из России на неприметном индусе-англичанине, инженере по лифтам.
4
Обещанный Романом Бадрецовым крутой подняться к Саше поленился — просто погудел снизу машиной.
Саша спустилась, села в «мерседес».
— Саша.
Крутой небрежно кивнул. Он оказался малосимпатичным. Огромный, морда бандитская, пухлая, на шее цепь с крестом, сзади коса. Крутой повернулся. Саша заметила на его веках недовытравленную татуировку «Не буди». Ничего себе дружок у писателя!
— Четвертая форсунка текёт, — пробурчал он, заводя машину. Голос грубый, похмельный, корявый. Зачем она с ним связалась?
Мотор заработал, двигатель застучал ровно, как маленький трактор. В салоне запахло соляркой. Значит, дизель. У нее в Брайтоне тоже была «шкода»-дизелек, так же тарахтела.
Синяк почесался спиной о спинку кресла.
— С бодуна спина кружится и глаза чешутся.
— Почесать? — эротическим голосом спросила Саша. Синяк вида не подал, но про себя отметил: отменное бабло. Еще когда из подъезда выходила, он ее уже оценил. Вся пойдет по люксу. Ноги достойные, длинные, с едва уловимой кривизной, в которую даже не хотелось верить — так классно было все вместе взятое. И высокая — не по возрасту: в их поколении таких длинных не было. Конечно, не школьница, а на кой ему малолетка, пузыри пускать?
— Противно, — проворчал он, симулируя невнимание. — Капает и капает с утра… Противно…
Саша отметила, что понравилась бугаю и он порет ахинею, стараясь быть, покруче, понезависимее. А куда ты денешься, дружок, мы еще посмотрим, кто кого…
— Надо медную шайбочку отожженную подложить под форсунку, — посоветовала Саша и констатировала по взгляду Синяка, что достала. — Только закручивать с небольшим усилием, чтобы не порвать металл.
Бугай протянул к ней лапищу.
— Володя… Вова… Синяк.
— Дамам руку не суют, — улыбнулась Саша, набирая обороты. Забрало козла крапчатого. — А я думала, вы убитый. — Саша только что долистала автобиографическую повесть Романа, где фигурировал герой под фамилией Синяк, и в подтверждение привела на память последние слова из книги — «Открыть гроб полковник Синяк не разрешил». В гробу… вы?
Синяк кивнул с удовольствием.
— Я. Жирный, паразит, меня всю дорогу то замочит, то оживит.
Он достал из-под сиденья тапки, снял туфли — носок о каблук, переобулся. Все это, не останавливаясь, не снижая скорость и не глядя под ноги.
— Специально обувь приобрел в связи визита к вам… Полуботинки. Жмут в мысах. Выкину — и весь сказ до копейки.
— Не надо выкидывать. Намочить носок спиртом, поносить — и нет проблем.
Синяк хмыкнул. Саша ему все больше нравилась. Надо ее в горизонтальное положение побыстрей уложить. Жирный, сволочь, знал, что дарит.
— Куда едем? — спросил он погрубее, чтобы не разомлеть.
Саша назвала адрес. Синяк притормозил у ближайшего автомата, вылез из машины в мягких стариковских тапочках. Не успел он поговорить и отъехать метров сто, на животе у него запикал пейджер. Он отщипнул приборчик, протянул Саше.