Синяк достал на выбор — сигары и «Беломор». Саша закурила папиросу.
— Стучал, не стучал… А кто, интересно знать, не стучал? Вон попы и то стучали… И не покаялись. Чего все к Юрке пристали?! Не пьет, не ворует, никому не мешает…
— Я не стучал, — негромко заметил Бошор, как бы про себя.
— Ну и молодец! — Саша раздраженно затоптала вонючую папиросу в пепельницу. — Сиди, радуйся…
— Тебе межгород звонил, — вспомнил Синяк. — Писклявый такой.
— Фируз! — ахнула Саша и схватилась за телефонную трубку. Вот еще чем хороша была служба в КСП. Беспрепятственно, то есть забесплатно, можно было звонить в Кувейт и в Англию.
— Салямат, — кротко поздоровалась Саша с бывшим мужем. Спокойно, уговаривала она себя, не психовать. — Позови, пожалуйста, Фируз.
Но тот занудил. Фируз заболела. Ее нет дома. Она в Англии. Абд эль Джабар всегда врал тупо, лениво, без выдумки.
— Заболела или в Англии? — напирала Саша и, поняв, что проиграла разговор, выкрикнула, прежде чем положить трубку: — Козел! Мудила!
— Любимые слова! — мечтательно прикрыв глаза, сказал Синяк.
— Да-а, — согласился Бошор, кивая. — Жалко, что я только вполуха могу слышать такую музыку. Кому посвящены эти прелестные звуки?
— Муженек мой бывший, — проворчала Саша.
— Счастливый человек, — вздохнул Бошор. — У нас женщины так не говорят. Скажи, друг, — обратился он к Синяку, до сих пор не зная его имени, а спросить, видимо, было не принято по восточным законам нелюбопытства. — Скажи, вам тоже пришлось немного полежать в турьме?
— По глазам прочел? — обрадовался Синяк, проводя обрубком пальца по векам. — В ней, родимой… Бошор, жди малку, не уходи, я сейчас мигом Жирного высвобожу и… Предложение имею.
— Как скажешь, дорогой, — сдержанно улыбнулся Бошор.
Синяк влез в собрание уместно. Был перекур, пили кофе. Роман сидел под пальмой, низко опустив лысоватую голову. Распухший, бордовый.
— Права человека… права человека, — монотонно скрипучим голосом повторяла кому-то в углу женщина с низкой седой челкой.
— Жирный! — тихо позвал Синяк.
— При чем здесь права человека! — раздраженно пророкотал сзади дикторский голос, перекрывая все остаточные шумы. Синяку показалось, что включили радио. — Своего товарища…
— Он мне не товарищ! — крикнул из-под пальмы Роман.
Синяк обернулся к «диктору». Тот оказался видным мужиком с роскошными усами, жидкой кожей на лице, лет шестидесяти. Он сидел на диване, между его ног была зажата палка с резной звериной головой.
— Чушь все это! — не обращая внимания на реплику Романа, продолжал усатый. — Мы собрались поездку обсудить, а не спасать страждущее человечество. Давайте продолжим, хватит пить кофе. Мне вообще решительно противен общий тон Бадрецова, это его расследование…
— Как я понимаю, Роман хочет нас взять на гоп-стоп, — раздался приятный неспешный голос. — Я против такой лагерной методы…
Синяк встрепенулся, высматривая говорящего. Оказался пожилой усталый дядька с лицом активно выпивающего. Вроде бы свой: и нос перебит, и курит по-родственному, в кулак, а поди ж ты — с козлами вместе!..
— А я — за, — тихо прошелестел ветхий старик с бледной лысиной и огромным насморочным носом. — Обвинение основательное.
Сикин молча обносил присутствующих кофе. Синяка он не видел.
Дама с дивными ногами придержала Сикина за руку, когда он передавал ей чашку:
— Скажи нам, Юра! Ты работал в КГБ?
Сикин даже попятился от нелепости вопроса:
— Зачем вы так?..
— Вот она, наша черная неблагодарность! — вскричала дама. — Я предлагаю премировать Юру месячным окладом в порядке компенсации за оскорбление.
— Двумя! — ударил «диктор» палкой в пол.
— Скандал протянется минимум пять лет, — молитвенно прижав руки к груди, заявила пожилая астматическая блондинка со странно гладким лицом. — Надо думать о последствиях.
— Давайте кончать, — сказал крошка депутат. — А то превратимся в приснопамятный Союз писателей.
— Жирный! — крикнул Синяк и влез в зал полностью. — Из турбюро, — для краткости объявил он, тыкая себя в грудь. — Насчет туризма. Узнать пожелания. Кому жарко, кому холодно, кому диет, кому прохладные клизьмы…
Оскорбительного слова «клизьма» собрание не выдержало, заволновалось, но Синяк, не останавливаясь, молол дальше:
— …В пустыне места всем хватит. Как на кладбище. Значит, по пути где шатер разобьем, где под солнышком, по ситуации. Товарищ Бадрецов, вас к телефону. Господин Сикин, продолжайте.