Михаил Васильевич попятился, пытаясь запахнуться; на груди тулуп сошелся, а на животе не получалось.
— Прошу пардону, не приодет, не думал, что… барышня.
— Это не главное, — Габи улыбнулась, подошла к старику поближе. Здравствуйте. Я есть Габриэль. Из ГДР.
— Как, как?
Габи повторила свое имя.
— А-а-а, так это вы утром-то звонили? А я думал, кто ж так рано… Все больше к вечеру названивают…
— Ну, ладно, Михаил Васильевич, — перебил соседа Юрка.
— Так, так… — переводя взгляд с Юрки на Габи, забормотал Михаил Васильевич. — На отдых к нам или по службе?
— Журналистка она, — сказал Юрка, затягивая Габи в комнату. — В командировке.
Юркина комната неожиданно понравилась Габи. Понравилось, что квадратная, что с маленьким балкончиком на проспект Мира, который сегодня, к концу воскресенья, был тихий.
Из сыра и черствого хлеба Габи мгновенно приготовила в духовке вкусные крекеры. В сумочке у нее нашлись пакетики растворимого кофе. Она накрыла на журнальном столике и включила телевизор.
— Садись! — сказал Юрка и потянул ее на тахту.
Не глядя на него, Габи медленно приблизилась к стене.
— О, о!.. Вас ис дас?
На стене на видном месте зеленым фломастером было написано: «Я тебя очень, очень, очень люблю!»
— Кри-пу-ха?! Шшайсе! — прошипела Габи и трагическим движением опустилась в кресло.
Юрка уже знал, что это самое грубое у немцев слово, хотя в переводе на русский оно было довольно безобидное.
— Не сверкай очами, Габи, — пропел Юрка и погладил ее по голове. — Хочешь, я тебя в маковку поцелую? А это дело мы замажем. Это же просто так… наскальные надписи. Давай лучше покушаем.
— А старик? — Габи кивнула на дверь.
— Можно позвать. Михаил Васильевич!
На крик в комнату ворвался Котя.
— Найн! — Габи отпихнула его перепачканную овсянкой морду. — На-айн, майн клинер!
В открытую дверь постучал сосед.
Михаил Васильевич был в помятом костюме с галстуком. В руке он держал розовый графин.
— Наливочка вот, — он проковылял в комнату и поставил графин посреди столика. — Дружок у меня сам изготавливает. На даче фруктов вырастит и делает. А может, кашки желаете? На мясном бульоне.
— Данке. Спасибо. Я устала головой, забываю по-русски.
— Я тоже на память страдаю, — покивал ей старик и сказал сурово: — Ты ему морду умой лучше, чем газетой шоркать.
Юрка увел Котю в ванную.
— Я вот по-немецки все вспомнить хотел. На войне-то знал, а теперь… Михаил Васильевич развел руками. — Приятно было познакомиться, Габриэла?.. Как по батюшке? Отца как зовут?
— Мартин.
— Габриэла Мартыновна. Вы тут выпейте со свиданьицем, а я пойду: к вечеру мочи нет — ноги грызет. Ноги-то побитые.
— Уходите уже? — сказал Юрка, пропуская соседа в дверь.
— Башмак надо кончить, завтра на сельхозвыставку намереваюсь.
Сосед ушел. Габи выключила телевизор. Скинула туфли, сразу стала маленькая.
— И чего ты на каблучищах маешься? — удивился Юрка.
— Ты есть причина, что я себя заставляю мучить мои ноги. У меня ноги короткие!
— Отрастут, какие еще твои годы… — пробормотал Юрка, ловя себя на том, что говорит словами Роста. — А хочешь, положи их повыше, Вита всегда так делает.
— Вита? Майн гот!.. Я знала!.. Я говорила!..
— Габинька… — Юрка подошел к ней и обнял за плечи. — Ну, что ты! Это же Вита.
— Устала… Было так много окружающих… Скажи еще: почему Рост так странно одетый? — Она достала круглую красную жестяночку с вьетнамским бальзамом и помазала себе виски. — Он хиппи?
— Ну, ты даешь!.. У него две дочери! Взрослые! В институте учатся. Две-е. Цвай!
— Не говори со мной, как с дуркой, я тебе дам один шаг в зад! Я умею!..
— Ты меня лучше шпагой заколи. Только она гнется. На! — Юрка достал из шкафа старинную шпагу с потемневшим лезвием. — Рост подарил. Он на ней шашлыки жарил.
— Вар-вар! — простонала Габи. — Это раритет. Это надо декор. — Она отыскала над тахтой гвоздик и повесила шпагу за эфес.
— А если ночью по головушке?
— Слушай, ванна где есть? — устало спросила Габи. — Я зовсем разбита… Открой окно, чтобы люфт… хунд спит…
— Я ничего не поняла здесь в тот раз, — сказала Габи на остановке автобуса. В глазах ее стояли слезы. Говорила она тихо и все время держала Юрку за руку. — Ни-че-го… — Она с ненавистью посмотрела на приближающийся автобус. — Ты сейчас вернешь Котю домой и потом?