— Встань. — Валька толкнула Воробья в бок. — Не грызи.
Да, достал-таки Воробья суд. Адвокат сказал, что хоть и не признали его психом, все равно заключение экспертизы повлияет и смягчит приговор. Все-таки инвалид, группа вторая. И к сивухе год не прикасался — с того припадка, как горло проткнули. И это зачтут, сказал. И в характеристике Петрович специально написал — не подсобный рабочий, а бригадир Воробьев. Петрович — человек!..
Мишка, правда, советовал еще в ноябре, когда познакомились, полежать в дурдоме после больницы. На всякий случай.
Отказался тогда: от монеты в дурдом не очень-то потянет…
Суд удалился на совещание.
— Чего там? Отпустят?
— Аркадий Ефимович! — Валька рванулась к адвокатскому столику. — Чего они решат?
— Я думаю, года полтора-два условно…
Валька повернулась спиной к адвокату, лицом к Воробью.
— Полтора условно! — крикнула она и добавила тихо: — Не слышит…
Она подошла к первому ряду, села рядом и отчетливо, громко повторила в ухо Воробью:
— Полтора — условно!..
— В ухо не ори, — отдернул Воробей, — болит. Не посадят, значит?
Суд возвратился на свое место. Председатель зачитывал приговор. Все стояли. Воробей смотрел в пол перед собой. Припадок то подкатывал к нему, то пропадал.
Дерг, дерг — Валька дергала его за рукав. Показала два растопыренных пальца — средний и указательный.
— Условно…
— Два?
— Полтора! Условно! — радостно шепнула она и вскрикнула: — Лешка! Ты что?! Лешка!..
Воробей закатил глаза и еле заметно затрясся.
У Воробья началось.
10
— Спишь все… Монету так проспишь, — добродушно прохрипел Воробей, входя в сарай. — Пожрать хочешь? На котлетку. Выпить желаешь? — Он по столу пододвинул Мишке термос. — За то, что не посадили. Много не пей, у нас сегодня дел под кадык. Не пора еще за оградой?
— Сейчас пойдем. Как голова?
— Нормально… психанул на суде чуток, бывает. Валька говорит: еще лежи. А чего лежать-то без толку? Закрывай термос, поплыли.
— Опять он пришел. — Мишка мотнул головой.
У сарая, опираясь на палочку, стоял старик. Остатки седых волос трепал ветер. Стоял он с трудом — отдыхивался. Кожаное стародавнее пальто его было заношено до серых шершавых плешей. В руке старик держал перевязанную шпагатом картонную коробку из-под ботинок.
Воробей сразу просек: не клиент.
— Чего надо? — буркнул он.
— Стульчик бы мне, молодой человек.
— Громче говорите.
— Стул дайте, пожалуйста. Погода тяжелая, давит.
— Дома сидеть надо, — проворчал Воробей. — дай тубаретку, Михаил… ну, чего у вас? Только громче и по-быстрому, спешу я…
Старик сел, коробку положил себе на колени.
— Позавчера в два часа ночи у меня умер кот. Треф. Было ему от роду восемнадцать лет. И все восемнадцать мы прожили с ним вдвоем. Так получилось с детства котов люблю. Всю жизнь надо мной смеялись. С гимназии начиная, с приготовительного. Ну, да бог с ними. Может быть, и действительно смешно: ни семьи, ни детей никогда не имел. Работа да кошки. У меня, бывало, по пятнадцать жили. Вероятно, смешно. Да… Я тоже много над чем смеялся за свои восемьдесят лет. Смеялся… И, думаю, не всегда был прав… И просьба моя может показаться вам странной. Прошу вас отнеситесь к ней насколько возможно внимательно. Я хочу похоронить Трефа. Знаю, не положено, но поймите меня… Больше у меня никаких просьб… Вообще… Ни к кому… Кот здесь. — Он положил руку на коробку.
Воробей с лязгом захлопнул дверь сарая.
— Долго думал, дед?
Старик, казалось, не слышал его.
— Я уже приходил, но ваш помощник не решился… А моя могила, то есть моей матери, недалеко отсюда. Вот удостоверение. Я вас отблагодарю…
— В материну могилу кота?! Ну, ты, дед, даешь!
…Ограды ставить нельзя. Только взамен старой и если она зарегистрирована. А люди желают отделить свою смерть от чужой. Им виднее. Дело хозяйское. За деньги чего не сделать. И склеп на три персоны из кирпича под землей выкладывают, и ограду клеткой, чтоб с неба кто не залетел на чужую территорию, и под гроб в могилу подставки ложут — от сырости. Чудят кто как может.
— А дураков бы не было — мы бы лапу сосали, — разглагольствовал Воробей. Эта, к примеру, которой сегодня ставить будем. Стоит у ней нормальная ограда, не ржавая, крепкая, чего еще? Так нет, сделай ей, как у Гольцманов, с золотыми шарами. И двести колов дуре не жалко!.. И этот, с котом, сейчас десятку дал. Грех, конечно, с такого чирик дергать — копнул пару раз. А если засечет кто? Выходит, нормально: за страх чирик, за риск.