- Он в конторе, пока я здесь, - объяснил Петрович.
- Ага-а! - протянул Раевский, принимая у Стасика тяжелый от мяса и капающий шампур. - Это баранина?
- Ты вопросы не задавай, ты лучше Воробья поздравь по всем правилам.
- Ага-а, - прогнусавил Раевский, решив все-таки сперва закончить с шашлыком. Он спешно дожевал, вытер руки о робу. - Воробей... Часовня, ну мы, в смысле, значит, поздравляем тебя... Чтоб не болел. Ну, и остальное...
Охапыч захлопал первый. Хлопали все, кроме Борьки-йога, который по-прежнему бесстрастно смотрел перед собой и время от времени что-то подборматывал. Можно было бы действительно принять его за чокнутого, за йога, за Папу римского, если не знать, как он лихо теребил клиентуру. Да и сейчас он, хоть и гнал дуру под блаженного, шашлык кушал и выпивать не забывал. "Посольская" - ноль семь - на его краю пустела быстро. Хотя никто к ней и не пристраивался, у девок своя ноль семь.
Охапыч хлопал дольше всех. Наконец и он устал и махнул рукой Шурику:
- Котлы давай!
Раевский вытащил из кармана часы на браслете.
- Ну-ка! - протянул руку Стасик, рассмотрел внимательно и присвистнул. Ну, Алеша, теперь живи - не хочу: телевизор цветной, часы японские...
Все потянулись смотреть часы, даже Борька-йог.
Охапыч, не увлеченный часами, все порывался рассказать по то, как выиграл стакан в пивной на Самотеке. Он всегда про это рассказывал.
В молодые годы в зоне ему оторвало на бревнотаске указательный палец, остался небольшой корешок. В пивной Охапыч заспорил, что засунет в ноздрю палец целиком. Компания заржала. Охапыч наклонил голову, приставил обрубок к ноздре и обернулся к притихшей публике...
Охапыч рассказывал про ноздрю, а Мишка с тоской поглядывал на Воробья: "Хоть бы объяснил им, сволочь, что зря визжал. Рыбу удить едет, а мне тут с ними..." В марте в трафаретную Гарик заходил. После Склифосовского. Не тот это был Гарик. И не в том дело, что похудел вполовину, не в том, что бороду обстриг, - у него даже голос стал другой, тихий такой, старушечий.
Кто бил, не знаю, сказал он следователю. Но зато сказал, кто видел. И назвал Мишку с Финном.
Ну, Финна, того Раевский сразу по-свойски предупредил: "Тут ведь кладбище, могилки. Так? Так. Могилку вскопал, гробик уложил. Так? Так. А можно на два штычка поглубже под гробик земельку выбрать... так? Так. Все ясно? А гробик потом... сверху".
Мишке Раевский не сказал ни слова. Знал, что Финн передаст. Передал...
Раевский, стоя, дожевал свой шампур и направился к бревнам покурить.
- Мужики, а кто знает, чего это у декабристов колготятся какие-то? Рожи вроде не родственные. Похоже, нюхают. А за декабристами свежак - венки еще сырые. Кто копал-то?
- Так! - Петрович вдруг, встал. - Чтоб все тихо было! Нормально, спокойно. Без эксцессов. Охапыч! Без раскрутки мне, уволю! И вы все! - Петрович погрозил пальцем, застегнул пиджак и ушел.
Воробей отыскал на столе среди "Посольской" "Буратино", сковырнул крышечку.
- Охапыч, Кутя, наливайте. Кент, пристраивайся! Да не мусоль ты огарок, пальцы обожжешь! Девки, вы-то что, как целки, ломаетесь? Раиса Сергеевна! Давай! За мое здоровье! За Лешку! За Воробушка. Воробушек без башки, а все чик-чирик. Лётает!
К десяти часам гости были уже хороши.
Охапыч плакал: "За Воробья жизнь отдам!" - и рвался поцеловать. Воробей, чтоб не обидеть Охапыча, подставлялся, но осторожно, левой стороной, оберегал пробоину. Охапыч колотил кулаком по столу. Стаканы прыгали.
Малявоча решила, что домой ей сегодня необязательно.
- Стась, не хочу домой, не прогонишь? - и сладко потянулась.
Стасик подскочил к ней, кавалерски подставил руку крендельком:
- Прошу, мадам!
И увел в домик. Минут через пять он вышел.
- Мужики! Все, все, завязывай! Жратву берите и в часовню... - Сунул покачнувшемуся Раевскому недопитые бутылки и сгреб со стола что было. - Давай, мужики, давай, у нас мертвый час!
Переполненные гости тихо выбредали.
Воробей с Мишкой ускользнули от продолжения: у Воробья заболела голова и совсем отказал слух. Значит, устал.
7
Мишка обогнул бензоколонку и шмыгнул в пролом. В обеденный перерыв он успел сгонять на такси в институт, сдать в библиотеку учебники. Сейчас бегом на хоздвор: наверняка уже очередь за цветниками. Ладно, зато год окончен.
- Молодой человек!
Мишка остановился. С соседней дорожки от декабристов ему махал какой-то толстый мужчина.
- Можно вас на минуточку?
- Только на минуточку, - подходя, сказал Мишка.
- Увидел, как вы уверенно проникли на кладбище, - мужчина, улыбаясь, показал рукой на дыру, - и решил, что здешний.
- Да, в общем-то... А что случилось?
- Да, собственно... ничего не могу понять... Какая-то мистика... Откуда взялась эта могила? - Мужчина ткнул пальцем в свежий холмик, заваленный цветами.
Мишка нагнулся, раздвинул цветы. Ну да, вот трафарет, он же и писал. Как раз, когда Воробей в прокуратуру ходил. Они втроем и захоранивали после обеда: Мишка, Стасик и Раевский.
- Здесь была могила, - продолжал мужчина. - Где она?
- Могила? - Мишка настороженно поглядел по сторонам, потом на толстого. Какая могила?..
- Я из управления культуры, мы должны... - начал мужчина.
- Михаил! Там тебя обыскались! - донеслось сзади. По соседней дорожке шли Стасик с Раевским.
- Извините, - пробормотал Мишка толстому, - я не в курсе...
...Когда очередь за цветниками уже подходила к концу, появился Стасик.
- Погодите, - сказал он ожидавшим, вслед за Мишкой вошел в сарай и прикрыл дверь. - Ну?.. С кем это ты толковал у декабристов?
Мишка похолодел.
- Не знаю... Спросил, откуда могила свежая?
- Угу, могила... - тише обычного проговорил Стасик. - А ты: не знаю, мол, дяденька?
- А чего? Что случилось-то? - спросил Мишка, прекрасно понимая, что случилось.
- Ничего. - Стасик улыбнулся. - Все путем. Будь здоров, дружок.
8
- Чегой-то у тебя звонок не фурычит? - на пороге стоял Воробей с пузатым портфелем в руках. - ЗдорОово, могильщик хренов!..
- Леша? - Мишка растерянно смотрел на гостя. - Как разыскал?
- Забыл? На день рождение моем сам записывал. Забы-ыл! - Воробей махнул рукой. - В квартиру-то пустишь?
Воробей поелозил ногами о половик, повертел головой.
- А чего? Ничего! Сколько вас здесь?
- Я да бабка. Потише, спит она... Она с дачи приехала за пенсией.
- Ага. Пускай спит, мы на кухне. Я тут привез. - Он протянул портфель. Не разбей... Самопляс... А чего... Валька спит. Дай, думаю, к Михаилу сгоняю. Взял мотор... Кастрюля есть?
Воробей высыпал из целлофана в кастрюлю потрошеных окуней, подлещиков, лавруху, перец горошком.
- Уха сейчас будет. Я и соль взял. Может, думаю, нет.
- Соль есть, картошка кончилась.
...Воробей сидел за кухонным столиком спокойный, загорелый, даже слышать стал лучше: говорили вполголоса, а он разбирал. Рассказывал, хорошо было: солнце, лес, рыбка... Озеро переплывал туда-сюда. Врачи? А пошли они...
По тарелкам Воробей разливал уху сам. Мишке брызнул в тарелку самогона.
- Не спорь, - заметил он удивленный взгляд Мишки. - Попробуешь - скажешь. В кастрюле чего осталось - бабке покушать. Скажешь, Лешка Воробей сготовил. Ну, рубай, пока жаркая, остынет - не то... Выходит, в однокомнатной ты с бабкой. А родичи?
- Они в Тушине, у них тоже однокомнатная. Там мать с отчимом.
- А-а-а... Так ты вот отчего к бабке слинял. Понятно. Бабка-то старая?.. Помрет - хата твоя.
- Да она пока не собирается. Меняться хочет на двухкомнатную. Тогда уж, говорит, и помирать, чтоб у тебя двухкомнатная была.
- Любит, значит... А в двухкомнатной уже и поджениться можно. Дети, то-сё... Чайку заведи.
- Бабуля у меня хорошая. - Мишка включил газ под чайником.
- Слышь, Миш, а чего ты на кладбище сунулся? За деньгой?