Синяк резко пнул дверь ногой. Чтобы не поддаться соблазну войти и вмешаться.
- Что такое, дорогой? - улыбаясь, встретил его одноухий красавец. - Где лицо такое нехорошее взял?
- Не туда Жирный повез! - сказал Синяк, мрачно откручивая пробку у бутылки. - Договорились: объявит, что Сикин Ваньку посадил, и - весь сказ! Без дискуссиев. Без базла... - И тут Синяк примолк, пожалев, что вовлек чужого человека в свои дела. Он забулькал темно-желтой душистой прекрасной жижей в подставленный бокал. И сразу подобрел. - А где ты ухо забыл. Отморозил?
- Добрые люди отрезали... - Красавец поднял стакан.
- Шапана? - поинтересовался Синяк, чокаясь с ним.
- Зачем шпана, - улыбнулся красавец. - Коммунисты.
- О, бляди! - воскликнул Синяк, уже влюбленный в красавца. - А чего ты им сделал?
- Смеялся.
- А-а, - протянул Синяк, хотя ничего не понял. И повторил налив. Красавец не возражал. - А слышать не мешает? - спросил Синяк.
- Лучше стало, - улыбнулся тот. - Ярче звук. - Он тонкими смуглыми пальцами шевелил на столе бумаги.
- Чего ищешь? - поинтересовался Синяк, желая пособить. - Как фамилие?
- Сурали. Бошор Сурали.
Синяк на правах хозяина полез в стол - человек все-таки на самолет спешит - и нашел бумагу.
На красивом бланке КСП писатели просили президента России предоставить выдающемуся деятелю культуры Бошору Сурали политическое убежище и гражданство России. Поэт постоянно подвергается угрозам физического уничтожения... Среди подписавшихся была и фамилия Романа.
Синяк пожалел, что, не разобравшись, стал грузить Бошора. Ему, видать, своих проблем выше крыши.
- Я, веришь, коммуняк зрить не могу, - сказал Синяк. - Своими бы руками душил...
- Зачем так строго? - улыбнулся Бошор. - Сами тихо уйдут.
- Пока идти будут, мы с тобой сдохнем, - проворчал Синяк, чокаясь с ним.
- На все воля Аллаха. Подождем.
Синяк достал "Беломор".
Закурил и поэт. И Синяк по дыму учуял: не просто курево, дурь шмалит.
- Будешь? - Бошор протянул ему благоуханный косяк. - Качество гарантирую.
- Вообще-то уже не балуюсь... - засомневался Синяк, - но давай. За компанию и жид удавился.
- Хорошая пословица, - оценил Бошор. - У нас тоже есть... Коня подковывают, ишак копыто сует.
- Еврей, в смысле? - недопонял что-то Синяк, ибо анаша была чересчур крепка. Он протянул папиросу назад Бошору. - Тебе если гражданство-то дадут, где жить будешь?
- Аллаху акбар, - снова улыбнулся Бошор, и Синяк понял, что эта тема не для трепа. И чуть не вякнул: живи у меня. Полагая, что переберется к Саше. А все виски плюс дурь. Размягчает.
- Хватит! - резко сказала Саша, входя в комнату. - Больше не могу там... Очередной скандал... Роман на Сурова бочку катит. Моча в голову ударила. Привет, Бошор. Письмо про тебя еще не отправили...
- Ничего, ничего, - замахал поэт красивыми легкими руками. - Это не срочно.
Синяк удивился: такой мужик, а чувствуется, робеет Сашки. А та чуток этим пользуется.
- Ну, твой Бадрецов!.. - она покрутила головой. - Что пьете?.. А накурили!..
Синяк открыл форточку.
- Жалко, у Жирного голос не ораторский, - сказал он. - Я ему еще в школе говорил: сделай ты себе, Жирный, голос нормальный, девки давать будут...
- Да при чем здесь голос! - Саша раздраженно вытряхнула пепельницу в корзину. - Вон у Миши Жванецкого тоже тембр высокий, а какой успех!
- Короче, мента сняли? - спросил Синяк.
- Да какое это играет значение! - Саша выключила Мадонну, раздраженно зашарила сигареты, не нашла.
Синяк достал на выбор - сигары и "Беломор". Саша закурила папиросу.
- Стучал, не стучал... А кто, интересно знать, не стучал? Вон попы и то стучали... И не покаялись. Чего все к Юрке пристали?! Не пьет, не ворует, никому не мешает...
- Я не стучал, - негромко заметил Бошор, как бы про себя.
- Ну и молодец! - Саша раздраженно затоптала вонючую папиросу в пепельницу. - Сиди, радуйся...
- Тебе межгород звонил, - вспомнил Синяк. - Писклявый такой.
- Фируз! - ахнула Саша и схватилась за телефонную трубку. Вот еще чем хороша была служба в КСП. Беспрепятственно, то есть забесплатно, можно было звонить в Кувейт и в Англию.
- Салямат, - кротко поздоровалась Саша с бывшим мужем. Спокойно, уговаривала она себя, не психовать. - Позови, пожалуйста, Фируз.
Но тот занудил. Фируз заболела. Ее нет дома. Она в Англии. Абд эль Джабар всегда врал тупо, лениво, без выдумки.
- Заболела или в Англии? - напирала Саша и, поняв, что проиграла разговор, выкрикнула, прежде чем положить трубку: - Козел! Мудила!
- Любимые слова! - мечтательно прикрыв глаза, сказал Синяк.
- Да-а, - согласился Бошор, кивая. - Жалко, что я только вполуха могу слышать такую музыку. Кому посвящены эти прелестные звуки?
- Муженек мой бывший, - проворчала Саша.
- Счастливый человек, - вздохнул Бошор. - У нас женщины так не говорят. Скажи, друг, - обратился он к Синяку, до сих пор не зная его имени, а спросить, видимо, было не принято по восточным законам нелюбопытства. - Скажи, вам тоже пришлось немного полежать в турьме?
- По глазам прочел? - обрадовался Синяк, проводя обрубком пальца по векам. - В ней, родимой... Бошор, жди малку, не уходи, я сейчас мигом Жирного высвобожу и... Предложение имею.
- Как скажешь, дорогой, - сдержанно улыбнулся Бошор.
Синяк влез в собрание уместно. Был перекур, пили кофе. Роман сидел под пальмой, низко опустив лысоватую голову. Распухший, бордовый.
- Права человека... права человека, - монотонно скрипучим голосом повторяла кому-то в углу женщина с низкой седой челкой.
- Жирный! - тихо позвал Синяк.
- При чем здесь права человека! - раздраженно пророкотал сзади дикторский голос, перекрывая все остаточные шумы. Синяку показалось, что включили радио. - Своего товарища...
- Он мне не товарищ! - крикнул из-под пальмы Роман.
Синяк обернулся к "диктору". Тот оказался видным мужиком с роскошными усами, жидкой кожей на лице, лет шестидесяти. Он сидел на диване, между его ног была зажата палка с резной звериной головой.
- Чушь все это! - не обращая внимания на реплику Романа, продолжал усатый. - Мы собрались поездку обсудить, а не спасать страждущее человечество. Давайте продолжим, хватит пить кофе. Мне вообще решительно противен общий тон Бадрецова, это его расследование...
- Как я понимаю, Роман хочет нас взять на гоп-стоп, - раздался приятный неспешный голос. - Я против такой лагерной методы...
Синяк встрепенулся, высматривая говорящего. Оказался пожилой усталый дядька с лицом активно выпивающего. Вроде бы свой: и нос перебит, и курит по-родственному, в кулак, а поди ж ты - с козлами вместе!..
- А я - за, - тихо прошелестел ветхий старик с бледной лысиной и огромным насморочным носом. - Обвинение основательное.
Сикин молча обносил присутствующих кофе. Синяка он не видел.
Дама с дивными ногами придержала Сикина за руку, когда он передавал ей чашку:
- Скажи нам, Юра! Ты работал в КГБ?
Сикин даже попятился от нелепости вопроса:
- Зачем вы так?..
- Вот она, наша черная неблагодарность! - вскричала дама. - Я предлагаю премировать Юру месячным окладом в порядке компенсации за оскорбление.
- Двумя! - ударил "диктор" палкой в пол.
- Скандал протянется минимум пять лет, - молитвенно прижав руки к груди, заявила пожилая астматическая блондинка со странно гладким лицом. - Надо думать о последствиях.
- Давайте кончать, - сказал крошка депутат. - А то превратимся в приснопамятный Союз писателей.
- Жирный! - крикнул Синяк и влез в зал полностью. - Из турбюро, - для краткости объявил он, тыкая себя в грудь. - Насчет туризма. Узнать пожелания. Кому жарко, кому холодно, кому диет, кому прохладные клизьмы...
Оскорбительного слова "клизьма" собрание не выдержало, заволновалось, но Синяк, не останавливаясь, молол дальше: