- Васин, - робко сказала Мири, - а можно мне кильку без водки?
- Возьми, - разрешил Васин. - А тебе, Павел, со всей апломбой заявляю: будешь притеснять сестру, увезу ее к себе на дачу. У меня там кот Полкан, Мурка с выводком. Умная такая кыса эта Мурка: поймает грызуна и несет свою жертву детям, а ведь ничего не кончала. Машка, внучка у меня есть. Скоро внук будет.
- А у тебя дети есть. Васин?
Петр Иванович опешил.
- Если внуки есть, стало быть, и дети есть. Игорь. Врач на "Скорой помощи". Кто заболеет, любого вылечит. И еще у меня сватья, певунья знаменитая. Ох, баба! Красавица!.. Живем все дружно, только по-разному нитку сучим.
- Васин, а тебе сколько лет? - вдруг спросила Мири.
- Мне? Шестьдесят один.
- Ты тоже имеешь красивую жену?
Задумался Петр Иванович.
- Не очень-то.
- Странно, - сказала Мири как-то по-взрослому. - Ты имеешь сексопиль. Ты знаешь, что такое сексопиль?
- Мири! - одернула ее Алка. - Не приставай к человеку. - Она сунула Петру Ивановичу колесико ананаса. Но Петр Иванович ананас отверг.
- От ананаса у меня узда зажевывается. Во рту заеды получаются, кислота теребит... Лучше я покурю, пожалуй.
Мири пододвинула к нему пепельницу.
- Рассказывай, пожалюйста.
- Да что рассказывать? Один я остался, как сундук с товаром. Шутка такая. В общем, это все ерунда непосредственно. Катер вот у меня сгорел - это жалко...
Поели-попили. Алка, нарушая шабат, ушла в ванную включить стиральную машину. Отключится она сама по себе, все выстирав, отжав и просушив. Так что если и навредит шабату, то самую малость.
Петр Иванович, сытый, довольный, откинулся на спинку дивана. Расстегнул рубаху.
- Мири, мне Машка заказала привезти лошадь для Барбия. Кто такой Барбия?
- Это просто, - кивнула Мири, - это мы купим. А что у тебя висит на шее? Она пересела поближе. - Покажи, пожалюйста.
- Крест православный. Павел, включи!
Пашка, кряхтя, включил вентилятор. Но прохлады он не добавил, только месил жару. Петр Иванович снял с шеи крест.
- Каждый человек русский должен носить крест. Ты, например, Мири, человек еврейский, тебе крест тоже подходит...
- Ну, не совсем, - улыбнулся Мишка, не отрываясь от Голанских высот.
- А ты чего не разливаешь, Михаил? Ты что, с водкой "на фе"? Смотри, приходить не будет.
- Где ручка, Пашка? - крикнул Мишка. - И бумагу.
- И еще: убить - гасить в шубу, - довольный своей нужностью, сказал Петр Иванович. - Записывай, Павел подмогни отцу.
- Я не умею писать по-русски, - виновато опустил голову Пашка, протягивая отцу ручку. - И читать по-русски не умею. Не ругай меня, Васин, пожалуйста.
Петр Иванович опешил. Такого он не ожидал.
- Не понял. Раз просишь, ругать не буду. Но все равно - не понял. А эта, мелкая? - он кивнул на Мири.
- Я тоже не умею, - радостно отозвалась девочка, вылизывая остатки мороженого из коробки. - И читать, и писать.
Мишка разлил водку.
- Не впрягайтесь, Петр Иванович, - он чокнулся с гостем. - Мы с Алкой ничего не можем поделать. Не хотят, сволочи. Может, убить?
Петр Иванович молча выпил и крякнул как положено.
- Ну, ладно. Так на чем тормознулись? Насчет креста?
- Я вот что ношу для Бога, - Мири вытянула из-за ворота маечки серебряную шестиконечную звезду на цепочке. - Мой могендовид. Хочешь, он будет твой? Но ты ведь не еврей, ты можешь иметь проблемы с твоим Богом...
- Бог, Мири, запомни, один на всю хиву, - наставительно сказал Петр Иванович и для серьезности разговора даже застегнул рубашку на последнюю душную пуговицу. - У одних он - Будда, у русских - Христос, у чурок - Аллах... Тут главное - вера.
Мири стянула с себя цепочку.
- На.
Петр Иванович, не ожидавший такого поворота, вопросительно взглянул на Мишку. Мишка зевнул, лениво пожал плечами. Петр Иванович прицепил могендовид на одну бечевку с крестиком.
- Ну, тогда будем здоровы!
- Лэ хаим!
5
Суббота. Шабат в разгаре. С утра опохмелялись, но не слишком.
- А что, музей открыт сегодня? - поинтересовался Петр Иванович. Достопримечательности непосредственно?..
- "Метро закрыто, в такси не содют..." - пропел Мишка. - Шабат во всем околотке. Алка в лаборатории сегодня дежурит. Пашка! Будешь поваром.
- Ага, - въедливо усмехнулся Петр Иванович. - В лаборатории, выходит, можно. Не возбраняется. Гляди, как интересно: то понос, то золотуха. А музей, значит, аля-улю?
По правде-то говоря, Петру Ивановичу не больно хотелось на экскурсию. Это он скорее, чтоб хозяев не обидеть. Тем более где Христос родился, он уже видел. В Вифлееме. Где харч покупали.
- А что если Петр Иванович у нас на крыше позагорает? - предложил Мишка. Павел, отнеси гостю матрац.
Настроение у Петра Ивановича было отличное. Да у него всегда было хорошее настроение, кроме когда живот с перепоя гудел или остеохондроз в руки стрелял. Или - не к столу будь сказано - в мошонку. От хребта туда боли иной раз отдавались. Но это все чепуха, так сказать непосредственно. Главное, жив. В оккупации не подох; после войны голодуха - снова живой; отец в штрафбате сгинул, матери на переезде "кукушкой" голову отсекло - обратно живой! И на зоне не пропал. Там, правда, уже взрослым был. Бога гневить не надо. Главное, чтоб из жопы пыль не шла!
- Ладно, Михаил, не мни водку! - весело призвал он хозяина. - По последней, и - на крышу!
Плоская крыша, залитая раскисшим от жары гудроном, была густо заставлена солнечными батареями: их-то, оказывается, и выдумал на весь Израиль, а также для всех арабов Наум Аронович, первый муж Ирины Васильевны. Ячеистые стеклянные щиты батарей уставились в синее прокаленное небо. В некоторых ячейках стеклышки были выбиты, в пробоинах валялись окурки, смятые пачки сигарет и даже пустые банки из-под пива. На веревках между солнечными батареями сушилось разноперое белье. Рядом стояло несколько стульев из белого пластика, такой же столик на невысоких ножках.
Петр Иванович, покуривая, облокотился о заграждение - обозревал субботний иерусалимский двор. Пашка притащил на крышу матрац, пепельницу и зачем-то еврейскую газету. Он стоял рядом с гостем, готовый комментировать происходящее внизу и вокруг.
- Дай я покурю из твоей сигареты, - робко попросил он, поглядывая на дверь.
Петр Иванович удивился, но оторвал у беломорины обмусоленный конец, сунул папиросу Пашке.
- А мать узнает?..
Пашка задымил отчаянно и башкой замотал: не узнает.
- Васин, а что ты ешь, чтобы от тебя не пахло с водкой? - поинтересовался он, выпуская дым колечками. Петр Иванович пожал плечами.
- Ничего такого не ем. Закусываю активно, и все. Лучше суповину, похлебочку... Хватит тебе курить, дурака валять! - Он перегнулся через парапет. - Рассказывай, чего тут? Куда это они? В церкву, грехи замаливать? Пускай, дело хорошее.
Внизу евреи, все в черном, все как один в очках, шли в синагогу. Вернее, как объяснил Пашка, в пять синагог, помещавшихся в одном длинном, похожем на барак строении с разными входами.
- А рядом что? - Петр Иванович отобранным у Пашки окурком показал на непонятное сооружение, напоминавшее перевернутый горшок.
- Миква. Бассейн для женщин, когда водой так делают...
- Баня, что ли?
- Только без мыла. Баня для религии.
Петр Иванович вспомнил правила гигиены на Кавказе, где он служил пять лет, и, чтобы не конфузить дальше парня, остановил расспрос.
- Ясно. Почему все в очках? По религии?
- От книг зрение уменьшается.
- Отец и мать у тебя почему в очках обоя?
- Они ученые были в Москве, кандидаты наук.
- А здесь, выходит, не заладилось? - посочувствовал Петр Иванович.
- У папы с работой проблемы, - Пашка кивнул чуть виновато: - Нагрузка маленькая, и кончается грант в университете... А мама имеет работу в больнице, но - анализы: кровь, моча...