6
Ну и город! Что за город! Улиц не было вовсе. Они шли по проезжей части шоссе, серпантином спускавшегося с верхотуры в котловину, к центру. Правда, и машин не было. Солнце лупило в темя, но Петр Иванович предусмотрительно надел шляпу. Пальм не было, зато по обочинам росли кактусы в человеческий рост, колючие, как положено.
- Здесь можно раздеть себя, - сказала Мири, - а в Старом Городе надеть.
Петр Иванович послушно снял рубашку, сложил ее, как в прачечной, убрал в пакет. Мири тем временем достала из красного рюкзачка пластмассовую бутыль с водой, принялась жадно пить, косясь на татуировку полуголого своего спутника. Потом завернула на бутыли крышку, спрятала, отобрала у Петра Ивановича пакет с рубашкой и аккуратно сложила в рюкзачок. "Бабенка маленькая", - усмехнулся Петр Иванович.
- Зачем тебе это? - она ткнула пальцем в плечо Петра Ивановича, на котором красовалась роза.
- Это когда я был в неволе, мы так делали. В тюрьме.
- Зачем ты быль в турме?
- Негодяя побил.
Жара была не жаркая, с ветерком, прям-таки курортная. Иерусалим раскинулся по далеким оплывающим холмам бело-розовыми домами, похожими на россыпь камешков. Дома иной раз вырастали из ущелий, возле обрывов. Петр Иванович шел легко, насвистывая романс Ирины Васильевны.
Неожиданно из-за поворота завиднелся Старый Город. В самом центре его горел на солнце золотой купол.
Петр Иванович остановился.
- Гроб Господень, - хрипло пробормотал он, засовывая незажженную папиросу в карман.
- Мечеть Омара, - бесстрастно поправила его Мири, продолжая рассматривать пронзенное сердце на другом плече. - У нас тату делают цветные. Хочешь, и тебе сделают? Я буду делать на моей ноге здесь. - Она задрала юбочку. - Посмотри. Я буду делать тут, у-у, как это по-русски?.. Батерфляй. С крылами такую... бабочку.
- Ляжку-то зачем портить? - буркнул Петр Иванович. - Где ж Гроб Господень?
- Я не знаю, - пожала плечиками Мири. - Храм царя Соломона сломаль Навуходоносор... Посвистуй еще.
- Насвистелся уже. Ладно, хрен с ним, с Соломоном. Гроб Господень должен быть непосредственно...
Странное дело, они были уже недалеко от центра города, а где-то совсем рядом блеяли овцы, козел вроде замекал. Петру Ивановичу хотелось передохнуть перед дальнейшей экскурсией, но на травке не больно-то посидишь: с виду зеленая, а на самом деле - опять колючки.
- Пойдем через Львиные ворота, - сказала Мири. - Здесь наши парашютисты на танках в Старый Город поехали и катались шесть дней всю войну...
- Здесь Иисус Христос на осляти въехал! - наобум перебил ее раздраженно Петр Иванович. - А вы его распяли непосредственно...
- Не знаю, - капризно изогнула губы Мири. - Танки катались и победили арабов...
- Чего вы все: арабы, арабы? Арабов они победили...
- Потому что евреи самые умные и самые сильные. Как ты. Ты рубашку сделай. - Она достала из рюкзака пакет.
- Самые умные, главное дело, - бурчал Петр Иванович, заправляя рубашку. Арабы вон математику выдумали, спирт, порох...
- У тебя рубашка сзади не так. - Мири обошла его и засунула в брюки незабранный кусок. - Порох китайцы выдумали. Ты покупишь мне айскрим?
- Кого?
- Лед сладкий. А себе ты покупишь биру, пиво.
На площадке перед воротами с львиными мордами лежал плешивый оседланный верблюд. Он жевал вхолостую, по привычке.
- Близко не подходи, - Петр Иванович взял Мири за руку. - Оплюет.
К верблюду подошла толстая туристка с фотоаппаратом. Эх, забыл фотоаппарат попросить! Верблюд даже башки не повернул в ее сторону. Туристка забралась на него, верблюд по частям поднялся и, покачивая худыми, развалившимися в разные стороны горбами, медленно побрел по пыльной площади, ведомый под уздцы арабом в белом длинном плаще.
Петр Иванович огляделся. За столиком пили пиво мужики европейского вида в шортах, в панамках с козырьками; араб соломенной метлой шоркал улочку; две пожилые туристки с розовыми воздушными прическами тыкали пальцами в карту выбирали маршрут.
В стороне во что-то играли чернявые парни, окруженные любопытствующими. Петр Иванович подошел поближе. Точно, в наперстки. Как в Москве грузины. Лихая бригада! Все то же - он сразу понял. Бугор гоняет наперстки, а двое подставных выигрывают без перерыва, заманивая лохов. Вот и свежий дурак попался, не турист, из местных. Выиграл раз, выиграл два, а потом стал проигрывать.
Невдалеке остановился джип. Из джипа вышли два молодых парня, тоже туристического типа, тоже в шортах. Здоровые. Какие-нибудь скандинавы шведские. Неспешно поозирались, закурили и подбрели к играющим. Неужели и эти дураки? Постояли, посмотрели. Потом один без особой поспешности заехал бугру по затылку, схватил его руку и замкнул на ней браслет. Второй браслет он даже не стал раскрывать, просто держал пустое кольцо в кулаке. Подручные бросились наутек. Полицейский лениво крикнул им вдогонку два слова, показывая на арестованного: мол, все равно же он вас заложит. Парни остановились и понуро поплелись к джипу. Туда же пошел и второй полицейский - принимать товар.
Держа в поводу бугра, полицейский ногой расшвырял наперстки, выплюнул сигарету, снял черные очки, презрительно оглядел собравшихся и процедил сквозь зубы: "Фраерин!" Потом он отомкнул бугра и без слов заехал ему по загривку, сильно, но лениво, будто паука надоедливого хлопнул. Фраер припал к земле, немного поверещал и пошел к машине своим ходом.
Петру Ивановичу стало немножко не по себе, неудобно. Ловят их для нашего же блага, а мы, как олухи, потакаем, смотрим. Правильно сказал мент: фраера.
- Мы можем идти, где Стена Плача или где ваш Иисус Христос гуляль с мучениями, - перебила его невеселые мысли Мири.
- Куда ближе?
- И туда, и туда, - Мири сосала розовое прозрачное мороженое и, глядя на него снизу вверх, терпеливо ждала ответа. Петр Иванович решил посмешить девчонку, устала ведь. Присел на корточки спиной к туристам, плюнул на ладонь, ребром другой ударил по плевку - слюна метнулась вправо.
- Мы в ремеслухе так вопрос решали непосредственно. Куда летит, туда идем.
Мири вытерла задетую плевком щеку и сама повторила процедуру. Маршрут опять лег вправо.
- Стена Плача, - сказала она. - А на верблюде гулять не будешь?
Дорога к Стене Плача шла кривенькими улочками. Мимо сновали туристы, то и дело сворачивая в бесчисленные лавчонки, набитые медной посудой, побрякушками, сластями, кожаными изделиями, преимущественно ярко-рыжими. Лавки располагались не на самих улочках, а в выдолбленных стенных нишах. Снаружи висела только мелочевка, чтоб не мешать проходу: цветастые платья, косынки, шарфы...
Продавцы зазывали покупателей, но невесело как-то зазывали, будто трудодень отрабатывали. Никакой ожидаемой Петром Ивановичем восточной активности. С чего же они тогда навар делают? Может, наркотой приторговывают?..
От запахов пряностей, приправ, маринадов, кофейного духа пощипывало ноздри. Петр Иванович старался держаться солидно, особо не балдеть. Хотя, конечно, неплохо было бы расспросить Мири, что за приправы в таком изобилии, чему соответствуют по-русски. Может, и прикупить чего-нито. Его так заинтересовали маслины всех сортов и размеров, что он остановился, забыв про сдержанность. И еще лучки маринованные, маленькие, беленькие, с ноготь величиной в ушате у араба медном плавали. Тоже бы спросить рецепт, наверняка несложно. Соления у Петра Ивановича круглый год, но можно было бы разнообразить. Хохла соседа позлить, думает, один он умеет.
Народ тек тугой струей по улочкам, в основном туристы, но иногда и местные мелькали. Вон две бабы пошли в длиннополых темных платьях, головы обмотаны белыми платками, как у наших баб на сенокосе. Один турист навел было на них фотоаппарат, а они - хоп, и увернулись. И правильно, тут тебе не моды Слава Зайцев показывает, не театр.
Стену Плача сторожил солдат. Он стаил проверять Петра Ивановича машинкой. Тот усмехнулся.
- Зачем вы смеетесь? - по-русски спросил солдат. - У нас есть террор.