Мария Близнецова
Записки хирурга
Дом на взгорке
Я Мариля Василёва. Мне три года. Самые отрывочные воспоминания о том времени: колкий двор, потому что я хожу только босая и тогда, когда тепло. Огромное крыльцо, на которое так трудно взобраться. Братья все такие рослые, у них большие руки и ноги, только один брат маленький, меньше меня, и все время плачет. Я его иногда качаю.
От отца пахнет лесом, лыком, соком ольхи. Отец клепает бочки, он бочар. Делает самые хорошие бочки в округе. Его все стараются переманить к себе работать. К нему приезжают управляющие на тройках. Тогда от отца пахнет вкусной едой, пивом. Отца угощают, уговаривают работать.
От матери пахнет хлебом, молоком, коровником, землей и мылом.
У нас все работают день и ночь, день и ночь. Только я не работаю еще и маленький брат. Он все время плачет и мучит мать. Она не спит из–за него ночами. А ей рано вставать, и вечерами она работает, а до трех ночи иногда — ткет. Всю ночь мы слышим, как стучат поножи и плачет брат.
Почему он все плачет? Спал бы, как моя кукла. Она тряпочная, а волосы из льна. Я ее одеваю, даже шью сама на куклу. Я ее кормлю на ночь, пеленаю, и она спит. Я говорю ей, чтобы она не будила меня, а то мне надо копать землю, ткать, полоть огород, выгонять коров и лошадей, кормить кур, полоскать белье в речке в любой день.
Кукла спит…
У нас такая большая изба! Есть половики, на них стоять так щекотно и приятно. Ноги сразу согреваются на половике. От печки идет дух известки и картошки, печеного хлеба и топленого молока.
Сейчас приедет отец, все мы сядем за стол и будем ужинать. А потом так хочется спать, и я засыпаю на печке. Сквозь сон слышу, что отец говорит:
— Лапти Мариле…
Хочу взглянуть, что там делает отец и почему произносит мое имя, но уже нет сил открыть глаза, и я сплю.
Утром я слезаю с печи и вижу пару новых пестрых лапотков, маленьких, как для куклы, — моих. Мне отец сплел лапти, значит я уже взрослая и могу со всеми идти в лес, в поле, на речку. Могу пасти гусей и выгонять кур, могу даже пойти с братьями и пасти коз у Радзивиллов, пойду за грибами. Я теперь буду работать, как все. Мне это так нравится — быть взрослой и начинать работать.
Сколько мне лет? Я стою над прорубью и полощу белье. Полощу и плачу. Холодная вода так нажгла мне руки, что они совсем окостенели и заныли. Плакать нельзя. Никто не плачет. Надо научиться полоскать белье так, чтобы руки не касались воды. Я еще не умею. Но я скоро научусь делать все — и полоскать, и ткать, и шить, и вышивать. Я очень люблю ткать. У меня еще не доросли ноги до педалей, но я уже пытаюсь ткать что–то из двух ниток. Ткань получается редкая, но скоро я буду ткать из восьми ниток узор, который умеет делать только одна ткачиха в округе. Ей все завидуют в деревне, а я хочу научиться у нее и учусь. Уже моя кукла так красиво одета, как барышни в имении Радзивиллов. Я и лапотки ей сплела маленькие, пусть носит.
Как легко ходить в лаптях! Какие они удобные и легкие! Так весело в них ноге, что теперь в жару иногда вспоминаешь, какая это была удобная обувь. Как и валенки зимой — валенок и лапоть зря так презирают, хотя валенки теперь делают на подошве, и это уже скорее модные сапожки из войлока, а войлок вещь удивительная. Нога в нем не трется, не перегревается, да и в лаптях ноги не деформируются.
Сколько я ходила в лаптях? До тех пор, пока не обула сапоги в академии. Каждое лето приезжала домой и надевала новые лапти, ткала себе красивую юбку с узором и кофточку такую же, тонкий платочек из льна и шила тонкую блузку с кружевами — была щеголихой, и не жаль было рук, глаз, чтобы ночами вышивать мелкие клетки филейной работы, не жаль было времени, чтобы набирать тончайшей иглой такие же, как игла, тончайшие складки на блузке, плести кружева.
Никогда я не думала, что все это может пригодиться после.
К весне все кончалось в доме — и корм и сено. Корова телилась и давала мало молока. Хлеба тоже оставалось мало, но мы не голодали никогда — просто было некогда сидеть дома, надо было идти работать в поле, и все работали.
Помню, что с первого раза научилась боронить землю, как велел отец. Он меня любил и всегда ставил в пример моим братьям. Подозреваю: он потому не попрекал меня, что я была одна девочка среди мальчишек, и он никогда не учил меня пугой — прутом, как учил братьев. Я всегда могла угодить отцу, хотя он был так требователен. Я гордилась своим отцом и тем, что могла угодить ему.