Я, честно говоря, сперва подумал на эмфизему, но ее не оказалось. Кто-нибудь хочет поиграть в д-ра Хауса?
UPD: М-да, очевидно, медицинские истории — это не мое. В общем, после проверки специалистами еще тогда выяснилось, что случился вывих черпаловидного хряща гортани. Назначили консервативное лечение, все прошло.
Запись создана: 3 марта
Разрыв пищевода?
Нет. Подсказка: при наклоне головы в определенное положении у пациента щелкает что-то в передней части шеи.
Отложение солей, не связано с эндоскопом?.. Ты знаешь, я по гастроэнтерологии не специализировался.
А он подал в суд на ту клинику?
Это был военный госпиталь. Не знаю, не спрашивал.
А, вывих. Надеюсь, ты сам догадался?
Да, вообще-то. В чем дело, я был уверен, что ты встрянешь с догадками вперед всех.
Ты меня с кем-то путаешь. Я не медик и не люблю высовываться. Но я рад, что ты в хорошем настроении.
С чего ты решил, что я в хорошем настроении?
Интуиция.
— У меня был брат, — сказал Шон.
Они стояли и курили у открытого окна; точнее, Шон курил, а Джон пил кофе из пластиковой кружки; в курилке никого не было кроме них, за открытым окном ярко горел фонарь, заливая молочно-белым светом расчерченные квадраты автостоянки; ночное дежурство, в госпитале тишина, в коридорах пусто и гулко.
— Я думал, он у тебя и есть, — удивленно сказал Джон. — Полицейский, верно?
— Да, это мой младший брат, — кивнул Шон. — А был еще близнец. Шеймус. Шон и Шеймус, ничего сочетание?
— Да, — Джон слабо улыбнулся. — Соболезную?
— Уже не стоит. Он умер, когда нам было пятнадцать. Попал под машину.
— Твой близнец был вроде тебя? Такой же положительный тип?
— О, что ты. Лучше. Гораздо лучше.
Шон Трент — даже на вид добрый и мягкий человек, и это тот случай, когда интерьер не расходится с экстерьером. Среднего роста, лишь чуть выше Джона, светловолосый, с мягкими чертами лица, приятным голосом. Госпитальные сплетни считали его геем, однако не имелось никаких знаков ни за, ни против. Было известно, что у Шона есть сын, но про его жену никто ничего не знал.
Он всегда вел себя вежливо, обходительно; умел подбирать верный тон и верную интонацию. В отличие от Джона, у него никогда не возникало проблем с тем, чтобы сообщить родным самые плохие новости, он как никто умел утешать плачущих матерей — и поэтому эта задача выпадала на его голову несколько чаще, чем было бы честно. Шон никогда не отказывал коллегам, хотя глаза принимают страдальческое выражение.
Джон ни разу не просил Шона взять на себя такие разговоры. Справлялся сам, несмотря на собственную, хорошо известную себе эмоциональную холодность. Так называемые беседы по душам он тоже не любил, но все-таки не стал обрывать Шона с его исповедью. Что-то извращенное, мазохистское заставляло слушать и даже кивать в такт.
Голова в середине ночи была легкая-легкая.
Шон продолжал говорить; о том, как его брат был для него всем, как они никогда не ссорились, как вместе мечтали стать врачами; Шон так и хотел быть хирургом, его брат — онкологом. Как они вместе были влюблены в одну девочку и встречались с ней по очереди, а она не знала, зато потом узнала и бросила обоих… Как Шону было плохо, когда Шеймус погиб, как он пытался забыть; его родители даже переехали из дома.
— А потом я прочитал ту книжку, знаешь, по американской литературе. «Над пропастью во ржи». То есть не так прочитал, чтобы написать эссе, а по-настоящему… слушай, это глупо звучит, должно быть… — Шон смутился.