— Но хроноскоп? Разве он не сделает это немедленно?
Я хотел объяснить Дягилеву, что на хроноскоп мало надежды, но заметил, что Березкин бежит к вертолету, отмахиваясь каменным топором от наседавших собак.
— Одну минутку, сейчас узнаю, в чем дело, — сказал я Дягилеву, хотя сразу же понял, что Березкин решил рискнуть и подвергнуть топор хроноскопии.
Когда я влез в вертолет, Березкин уже колдовал у хроноскопа, что-то бормоча себе под нос.
— Закрой дверь, — потребовал он. — И никого не впускай.
Экран засветился не сразу, но когда он все-таки засветился, мы увидели невысокого тощего человечка, постукивающего топориком по бесформенной бурой массе.
Для нас в этом уже не было ничего неожиданного: фигура человека была предусмотрена заданием, а его физические данные хроноскоп определил, очевидно, по характеру деформаций на каменном топоре.
С разрешения Березкина я пригласил Дягилева, и мы повторили задание.
— Вот и все, что пока удалось увидеть, — сказал я. — Нет подходящих объектов для хроноскопии. Дягилев не обратил внимания на мои слова.
— Вырубают идола, — определил он. — Очень интересно, Значит, посередине подземелья они оставляли столб, а потом трудились над ним.
Березкин выключил хроноскоп.
— Зачем вы? — удивился Дягилев.
— И без хроноскопа об этом можно догадаться, — сухо ответил Березкин. — Да, оставляли столб и вырубали идола.
Березкин ушел и вскоре вернулся с пилотом. Вертолет поднялся в воздух и опустился у входа в подземный храм.
— Подвергнем хроноскопии плиты, которыми был заделан вход, — сказал Березкин.
На этот раз к хроноскопу были допущены все члены отряда, и даже Рогачев, забросив отчетность, пришел к подземелью.
— Поглядим, — сказал Рогачев, сказал чуть недоверчиво, но солидно.
— Что ж, смотри…
Экран ожил мгновенно. Мы увидели низкорослых, одетых в меховые одежды (уточнение Березкина) людей, которые дружно стучали топориками по неровной плите, сбивая выпуклости. Выравнивали они лишь одну сторону, а когда выровняли, облили водой и опрокинули на что-то, не видимое на экране.
— Приморозили, — сказал Дягилев. — Приморозили к скале. Вот как они заделывали отверстие!
— Значит, они работали зимой, — сказал, не выходя из толпы археологов, Павлик.
— Конечно! — тотчас отозвался Дягилев. — Иначе бы идолы их растаяли!
— Трудяги были — ваши коссы. — В голосе Павлика послышалась усмешка. — Надо же, полярной ночью, в мороз вырубать подземелье да еще идола в нем! Адова работенка!
— И бессмысленная, — добавил я.
— Все-таки они выполняли ее, — возразил Дягилев. — Значит, что-то вынуждало их.
— Ритуальный обряд, — веско сказал Рогачев. — Традиция.
— Вредная традиция, нелепая! — Я чуть было не прибег к более сильному выражению, но заметил, что Дягилев морщится.
— Нельзя так утилитарно подходить к древней культуре. Вспомните хотя бы жителей острова Пасхи, вырубавших исполинских каменных идолов.
— И тоже все время отступавших под натиском других племен…
Полемику нашу прекратил Березкин.
— Нельзя ли отыскать плиту, которая отвалилась первой? — спросил он.
Она хранилась отдельно, и археологи тотчас принесли ее. Хроноскопия, однако, не дала ничего нового: как и раньше, маленькие человечки на экране постукивали по плите топориками, а потом облили ее водой.
— Одобряю, — сказал Рогачев, имея в виду, очевидно. хроноскопию. — Занятно, ничего не скажешь. Теперь-прошу извинить. Дела!
— Ты думал, что плита обработана менее тщательно? — спросил я Березкина. — Дело не в этом. Она отвалилась потому, что понижается верхняя граница вечной мерзлоты сейчас идет потепление Арктики. Убежден, что скоро будут найдены новые храмы коссов.
— Дай-то бог! — вздохнул Дягилев. — А не может эта самая вечная мерзлота помочь нам установить, когда здесь работали коссы?
— Боюсь, что мерзлота вам ничем не поможет, — ответил я. — Во-первых, совершенно очевидно, что коссы строили свои храмы в вечномерзлых грунтах. Во-вторых, о происхождении вечной мерзлоты до сих пор спорят. Одни ученые считают, что это наследие ледниковой эпохи, другие доказывают, что она могла образоваться и при современных климатических условиях. Нам с вами этот вопрос сейчас не решить.
Глава четвертая
в которой сообщается о неожиданной находке на острове Врангеля, а также рассказывается о втором земляном храме коссов и о новых открытиях
После обследования храма коссов археологи повели раскопки ускоренными темпами: Дягилев надеялся найти еще какие-нибудь следы исчезнувшего народа, он продолжал верить, что коссы жили в землянках, а землянки должны были сохраниться. Мы с Березкиным согласились на некоторое время остаться в лагере и подождать результатов раскопок.
Однако вскоре неожиданные обстоятельства заставили нас срочно перебазироваться на остров Врангеля-оттуда пришло сообщение, что неподалеку от метеостанции, почти на самом берегу моря, ополз на склоне холма подтаявший грунт и открылся вход в подземелье.
Мы не рассуждали о счастливом стечении обстоятельств. Уже через час вертолет взмыл в воздух. Дягилев, Павлик и решивший лететь с нами Рогачев боялись, что идол может сильно подтаять, но, к счастью, с утра похолодало и пошел мелкий сухой снег. Перелет занял всего около часа. К храму нас сопровождало множество народу, и все порывались войти внутрь. Но Дягилев решительно преградил дорогу «непосвященным».
— Сначала храм должны осмотреть специалисты, — категорически заявил он. — Это же подлинное сокровище! А одно неосторожное движение… И вы… — Дягилев решительно повернулся к Рогачеву. — Вам пока тоже лучше остаться.
Никто не стал с ним спорить. Первым в храм спустились Дягилев с Павликом, а затем и мы с Березкиным. Как и следовало ожидать, посреди храма стоял трехметровый идол.
— Но где же собаки? — удивленно спросил Дягилев. Собак не было.
— Убежали, — пошутил Павлик. — Надоела им такая жизнь!
Дягилев осматривал храм, и ему было не до шуток. А меня отсутствие собак сразу же насторожило: небольшой опыт, уже накопленный нами, подсказывал, что в первую очередь нужно обращать внимание как раз на необычные факты. И мне тотчас удалось подметить еще несколько обстоятельств. Во-первых, вокруг идола были беспорядочно разбросаны топорики, во-вторых, сам идол был вырублен небрежнее, чем тот, у мыса Шмидта; в-третьих, у входа в храм возвышался небольшой холмик смерзшейся земли.
— Человек! — неожиданно воскликнул Дягилев.
Мы бросились к нему и увидели вмерзший в землю труп небольшого человечка в меховой одежде; он лежал лицом вниз, поджав под себя руки и ноги.
— Неужели косс? — шепотом спросил Дягилев. — Ничего не понимаю!
— И еще двое, — спокойно сказал Березкин. — Вот они. Почти совсем ушли в грунт.
Дягилев заспешил. Он призвал на помощь полярников, и мы все вместе стали отрывать примороженные несколько столетий назад плиты, загораживающие вход в храм. Часа через два вся наружная стенка была снята. В храм по-прежнему никто не допускался. Даже Березкина и меня Дягилев попросил выйти и без его разрешения не переступать порог святилища. Сначала он сфотографировал подземелье, идола, разбросанные топорики, трупы людей, а потом вместе с Павликом начал раскапывать уже сильно подтаявший земляной холмик, ранее находившийся у наружной стенки.
От нечего делать я рассматривал снятые плиты-точно такие же, как у мыса Шмидта, и вдруг мне показалось, что плитами этими нельзя прикрыть весь вход в храм. Сделав соответствующие подсчеты, я убедился, что одной плиты не хватает. Дягилев и его помощник закончили к этому времени раскопку холмика и ничего не нашли в нем. Я рассказал им о своих наблюдениях.
— В самом деле? — переспросил Дягилев. — Это мы проанализируем. Только не сейчас. Сперва нужно тщательно обследовать весь храм.
Археологи осматривали буквально каждую пядь. Они осторожно вырубали топорики, складывали их у входа, осматривали стены. Когда стемнело, полярники подогнали вездеход и фарами осветили подземелье. Свет отражался от льдистых стенок, клубился, и нам казалось, что мрачный идол с уродливой головой парит в голубовато-серебристых облаках.