–– Хорошо, –– говорит. –– Мы учтём.
39
У меня тут много врагов. Жизнь моя в постоянной опасности. А через три месяца за неё никто не даст гнилой маслины. Зато моя смерть подпрыгнет в цене необыкновенно. Через три месяца.
40
Думаю отправиться в Рим и там осесть.
Как писал Аристофан, где хорошо –– там и отечество.
Часть четвёртая
1
Рыжеволосая красавица с глазами цвета булыжной мостовой.
2
Сытым сидеть, прислонившись к стволу фигового дерева, устремив сквозь трепетную листву взор на небо. И прислушиваться к собственным мыслям, плывущим друг за дружкой, подобно облакам. Есть ли что-нибудь приятней этого?
И до того хорошо, что бывает обидно, когда сон одолевает меня, незаметно подкравшись на кошачьих лапах… обрывая стройную цепь размышлений.
3
Человек –– что-то среднее между животным и Богом. Тварь и Творец соединились в нём одинаково…
4
«Хорошо ли тебе, Иуда?»
«О, да! –– отвечаю себе. –– Хорошо. Спокойно».
«Эх, Иуда… Разве природа тебя обделила? Я надеялся, ты рождён для высот олимпийских… Неужели тебе по душе овечья безмятежность?»
«Напрасно ты так, приятель. Поверь, моё наслаждение отдыхом сладостно потому, что мне пришлось слишком долго скитаться по свету. Даже море –– уж насколько беспокойная женщина –– и та поволнуется-поволнуется, побушует денёк-другой и успокоится: утихнет, уляжется и задремлет… И только пальцами ног шевелит, заигрывая с невозмутимым берегом».
5
Второй год снимаю я комнату в доме богатого аргентария Николая, расположенном на западной стороне Эсквилинского холма. Задолжал ему за два месяца.
Греков в Риме недолюбливают. Особенно ростовщиков.
Если я не заплачу и через год, меня и тогда он не прогонит, ибо очень рассчитывает в случае чего на мою защиту.
Вряд ли он думает, что я из тех, кто станет рисковать собственной шкурой ради имущества, состояния и жизней чужих мне людей. Но в том-то всё и дело! Он пытается внушить, что мы теперь далеко не чужие друг другу. И обхаживает меня, как родного сына. К тому же, кажется, от его внимания не ускользнуло то, какое впечатление производит на меня его дочь. Возможно даже, он думает, что я влюблён в Клементину.
Ей восемнадцать. Я старше её на четверть века. Но поистине, эта разница в возрасте в её присутствии сокращается вдвое.
6
–– Грызуны совсем замучили, –– жалуется Николай. –– Опять подобрались к зерну.
Я советую:
–– Смажьте мешки с зерном кошачьим салом. Верное средство.
–– Какой кошмар! –– вскрикивает Клементина. –– Лучше завести живых, отец, кота и кошку.
–– Если вы, –– говорю, –– возьмёте и кота и кошку, им будет не до ловли крыс. Такова природа.
Щёки её заливает румянец.
7
Сенека старается быть популярным философом и поэтому нарочно пишет то, с чем большинству просто нельзя не согласиться. Причём совершенно очевидные вещи он преподносит так, точно это Бог весть какая мудрость.
«Кому в бедности хорошо, тот богат». До чего глубокая мысль!
«От себя не убежишь! Надо сбросить с души её груз, а до того ни одно место в мире тебя не успокоит». Или вот ещё: «В молодости следует копить, а в старости пользоваться»; «Лучше знать лишнее, чем ничего не знать».
Как он ещё не берётся советовать ночью спать, а днём бодрствовать!
И это вершина его мудрости… Кому нужен такой философ?
Того, кто советует птицам летать, слушают исключительно куры и страусы.
8
Бросив Сенеку на полдороге, я вернулся к платоновским диалогам.
О Сократ, старый хитрый плебей, как трудно и нудно быть твоим собеседником.
9
Если Калликл, в отличие от Сократа, лицо, Платоном вымышленное, то –– слава Платону!
Вот чьё мировоззрение мне по душе. Может, оттого, что не по плечу?
Известно, что слабых и малодушных большинство. И оно диктует свою волю сильным. Калликл говорил: «Стараясь запугать тех, кто способен над ними возвыситься, страшась этого возвышения, они утверждают, что быть выше остальных постыдно и несправедливо, что в этом как раз и состоит несправедливость –– в стремлении подняться выше прочих». Хотя на самом деле, отмечает Калликл, справедливость - это когда лучший выше худшего, а сильный выше слабого.
Он прав! И сама природа подтверждает его слова. Но большинство критикует природу. Они проповедуют законы не природы, а морали.