10
–– Уж не поэму ли ты сочиняешь? –– интересуется Клементина.
–– Разве я похож на поэта?
–– Откровенно говоря, да.
–– На самом деле я гораздо приземлённей, чем кажусь.
–– Может, исторический трактат? Или даже философский…
–– О нет, для этого я слишком честен.
–– Что же тогда?
–– Право, сам не знаю.
11
Вот чем следовало бы заняться –– поиском истинных добродетелей, поиском подлинных ценностей и идеалов.
12
Но прежде необходимо отречься от богов!
Даже если б они были, человеку надо было б жить так, словно он сирота и весь мир ведёт против него войну.
Ни на что и ни на кого, кроме себя, не надеяться.
13
Крыса, загнанная в угол, становится опасной для кота. Безнадёжность и отчаянье придают ей сил. И кто знает – возможно, случится невозможное?
14
И помнить о том, что жизнь даётся один раз. И даётся она ненадолго.
15
Будучи эгоистами, люди неохотно расстаются с иллюзиями, которые помогают им переносить действительные тяготы жизни. Этим объясняется, почему религия имеет такую власть над людьми.
Чернь особенно религиозна. Ибо жизнь у них тяжелей.
16
Сотворить новую религию!
Религию, в которой нет места богу. Религию, в которой место бога займёт Человек. Сильный Человек. То есть умный и мужественный. Ибо только такой не нуждается в боге, но при этом претендует на атрибуты божества. Имя одному из них – своеволие!
Желание Человека должно быть священно для него!
17
Вот что говорил бесподобный Калликл:
«Роскошь, свобода и своеволие – в них и добродетель, и счастье! А всё прочее, все ваши звонкие слова и противные природе условности – вздор, ничтожный и никчёмный».
И добавить мне к этому нечего.
18
Слабые люди придумали Бога, который им помогает, который оправдывает их слабость и который, осуждая силу редких людей, ещё требует, чтобы редкие люди оправдывались за свою силу, или скрывали её, или уничтожали её в себе… или умирали за неё…
Словом, вера в Бога слабых делает сильными, а сильных слабыми.
19
Мне часто казалось, что я хочу покоя. Но вот наступает покой – и я обеспокоен.
Кто мой враг? Его нет, но он существует. Лицо его многолико.
И с кем же я борюсь в конце концов? С самим собой борюсь я в конце концов.
20
Боги, неужели я схожу с ума?
21
Безумие - это счастье, которому никто не завидует.
22
Истина вредна прежде всего для её обладателя.
23
…И будто бы Цезарь воскликнул тогда: «И ты, дитя моё?!» И будто бы Брут ответил: «И я, Цезарь!»
О, нет! Тысячу раз – нет!
Я вижу, как Брут вонзает свой меч в грузное тело императора и очи его вопрошают: « И я, Цезарь?!»
После этого удара император прекращает бесполезную борьбу и спокойно убеждает убийцу взглядом: «И ты, дитя моё…»
24
Много чего мной пережито. И много чего познано. Но не напрасно ли, если всё это уйдёт вместе со мной?
25
Вчера вечером умер Николай. Или ночью.
Он поворчал по своему обыкновению на погоду, чмокнул Клементину в висок, пожелал мне доброй ночи, лёг… и не проснулся.
Поистине, смерть, достойная безгрешного младенца.
26
Клементина, конечно, рыдала. Но жалела, естественно, не отца, а себя, осиротевшую.
27
И я не жалел Николая. Не видел я, чтобы жизнь его радовала. Его ничто не интересовало.
Разнообразие в его дни вносил ревматизм, но сие разнообразие было мучительным.
28
Невероятно! Сегодня в пшеничной лепёшке мною был найден золотой перстень.
До сих пор решаю: стоит ли он сломанного зуба.
29
Нет, не стоит! Он не налез ни на один мой палец.
30
У нас с Клементиной будет ребёнок.
31
Ему я оставлю всё написанное мной.
32
Человек уходит за горизонт. Возвращается и перед смертью подзывает сына.
–– Там, за горизонтом, лес, –– сообщает он ему.
Через некоторое время сын, собираясь идти по стопам отца, заявляет:
–– Пойду узнаю, что там за лесом.
33
Я решил всё прочесть Клементине.
34
–– Что скажешь? –– спрашиваю.
И вижу в её больших глазах притаившийся страх. Она молчит.
–– Тебе страшно?
–– Немного, –– признаётся она. –– Я боюсь, но не могу понять, чего.