Доктор на удивление прибыл быстро, видимо, жил недалеко от отеля. Осмотрев больную, он согласился с моим диагнозом, только спросил у нее, откуда на левом боку небольшой кровоподтек, Наташа объяснила, что это после падения в бассейне. Эскулап сделал ей два каких-то укола, о названиях которых не сообщил. Боли через десять минут отступили, и врач удалился.
Но уже около 10–00 боли возобновились.
Я повторно вызывал местного медика и стал настаивать на немедленной госпитализации в стационар! Доктор лениво ответил, что сейчас поставит капельницу и только в случае, если улучшения не будет, он имеет право направить больную в больницу. С собой он принес металлический чемоданчик, наполненный лекарствами. Поставил капельницу и всякий раз морщился, если замечал, что я чересчур внимательно наблюдал за его действиями. На мое заявление, что я тоже врач и имею право знать, что ей вводят, он с сарказмом заметил, что если я и врач, то у себя в России, а здесь я простой турист, а врач тут ОН.
Около 12–30 Наташе стало значительно легче, я осмотрел живот, он был мягкий и безболезненный. Она попросила меня сходить в столовую и принести ей чего-нибудь поесть. Я ответил, что кушать ей пока рановато, как известно при панкреатитах необходим «холод, голод и покой». Но воды ей, пожалуй, принесу, так как многократная рвота привела к приличному обезвоживанию, что на такой жаре складывалось не в ее пользу, а прокапанных растворов, на мой взгляд, маловато.
В это время пришел доктор и поставил последний флакон. Этот знаток медицины постоянно куда-то выходил из номера, по-видимому, кроме нас, у него в отеле были еще пациенты, которым поставлены капельницы.
Итак, доктор сменил последний флакон, я посмотрел на Наталью, она лежала под капельницей на кровати у балконной двери и улыбалась мне. На ее загорелом лице четко стал прослеживаться здоровый румянец, помахала мне свободной рукой и сказала, чтоб не волновался, ей уже лучше и все будет хорошо — ведь она остается под присмотром медика.
Я со спокойной душой вышел из номера, думая, что сегодня же по прилету в Питер надо насильно, несмотря на сопротивление больной, положить Наташу в клинику и хорошо пролечить. Панкреатит — серьезное заболевание и не любит шуток.
Опять из трех лифтов работал один, время было обеденное, и очередь в столовую была довольно приличная, но магазин, где можно было купить воду, был еще дальше. Очередь, состоявшая из полупьяных поляков и немцев, упорно не хотела меня пропускать вперед, хотя я им жестами и показывал, что есть не собираюсь (я в жару и в лучшие времена никогда не обедал, а тут когда меня в номере ждет больная Наташа, вообще ком в горло не лез). Как назло прилавок с напитками был в самом конце очереди…
Одним словом, переругавшись с доброй половиной отдыхающих, я получил наконец вожделенную воду и пошел в номер. Тут по закону жанра не работал уже ни один лифт. Пришлось подниматься на шестой этаж пешком.
В итоге вернулся только минут через 30, неся в руках бутылку холодной минералки без газа. Открыл дверь и вошел в номер. Наташа стояла в ванной, упершись руками о раковину, и смотрела в зеркало, лицо ее было неестественно синим. Вырванная из руки капельница валялась посреди комнаты. С инъекционного прокола в кожном покрове правой кисти тоненькой струйкой продолжала вытекать кровь, и на полу образовалась целая лужа. Я окликнул, но она не отозвалась, а продолжала стоять и смотреть в зеркало.
Подбежал к ней, взял за плечо и почувствовал, что она ХОЛОДНАЯ! Она умерла, и мертвая продолжала стоять и смотреть в зеркало, и не падала. Что она там увидела в последние мгновения своей жизни? Видимо, уже никогда не узнаем.
Быстро подхватил ее на руки, уложил на пол и начал делать искусственное дыхание и закрытый массаж сердца. Я не мог поверить, что Наташа умерла. Еще 30 минут назад она была жива и здорова, улыбалась мне, и вдруг ее больше нет!
По мобильнику вызвал доктора, тот мгновенно примчался, ввел какие-то препараты. Я продолжал реанимировать! Он говорил мне, что все кончено, что все бесполезно, но я не слушал, а продолжал оживлять! Но все, все было тщетно! Чуда не произошло! По прошествии 30 минут я понял, что все кончено! Все! Она умерла! Но почему? Что же произошло здесь за время моего отсутствия?
Я перенес ее тело на кровать, и только тут обратил внимание, что сам с ног до головы покрыт кровью. Руки, ноги, лицо — все было перепачкано ее кровью.