Правда, Арсений Григорьевич <Зверев> предупредил: «Смотри, он, подлец, нажалуется». Но ничего, пронесло.
Падение Абакумова
<На днях> узнал, что Абакумова арестовали за злоупотребления служебным положением. Ведь я об этом писал т. Сталину сразу, когда его назначили. Ну, слава богу, этого подлеца посадили, куда ему и следовало. Провокатор и авантюрист[423]…
Какой-то Рюмин, начальник следственного управления МГБ, на этом деле выдвинулся в заместители Министра Госбезопасности из рядовых следователей Архангельской области. Тоже странно[424].
Министром назначен Игнатьев, бывший секретарь обкома, работал в ЦК. Наконец-то подобрали партийного работника. Рясной остался заместителем МГБ. Ну, кажется, кроме Рюмина в руководстве МГБ нет провокаторов. Поживем, увидим. А время бежит, бежит, работы много.
Ведь всем было известно, что по окончании войны Абакумов арестовал более 70 генералов и маршалов. Новикова (авиатора), Яковлева (артиллериста) и др., т. е. генералов, которые сражались за Родину, командовали армиями, были членами Военного Совета армий, фронтов, и в основном за то, что по донесениям абакумовских особистов после войны у них были обнаружены картины, мотоциклы, одежда и т. д.
Ну, и что тут такого, многие из них <в> 1945–1947 годы работали в Германии, Австрии и других частях, получали большое жалованье.
Я сужу по себе. Я в 1945–1946 годах получал 13 тысяч немецких марок в месяц, кроме оклада по должности зам. министра внутренних дел СССР. Ведь не мы выдумывали эти оклады, а по решению правительства <они> были установлены.
В общем, видимо, т. Сталин убедился, что это подлец и провокатор, вот и арестовали его.
Игнатьев. Из более поздних записей
Попутно уж скажу и о «деятельности» бывшего министра госбезопасности при Сталине с 1951 по 1953 год. Это о С. Д. Игнатьеве. Всем известно, что при нём развернулась «широкая сеть» врагов и шпионов из числа врачей, «которые травили советских людей» лекарствами и т. д. В числе таких «отравителей» попался и мой хороший знакомый Б. С. Преображенский*.
Как и положено в те дни, от семей арестованных сразу все друзья и знакомые отворачивались, а бедные семьи переживали и не верили, что их мужья и отцы — враги. Я тоже не верил и спросил у зам. министра госбезопасности Гоглидзе, правда ли всё это. Тот замялся и сказал: «Пока конкретных данных нет». Спрашивается, если нет данных, то зачем посадили?
Об этом я спрашивал и зам. МГБ Епишева*, ныне начальника Главного Полит. Управления Советской Армии. Ну, этот, видимо, не знал или не хотел сказать.
Тогда я вторично через неделю спросил о Борисе Сергеевиче у Гоглидзе. На этот раз он сказал: «На него дают показания другие, и кроме того, он (если я не ошибаюсь) в 1923 году был в Англии». Ничего себе криминал!
Жена Б. С., Раиса Ивановна, обратилась ко мне через Веру Ивановну с просьбой принять её. При этом у женщины тактичной сразу явилась мысль, что она должна прийти не домой, а на работу. Я ответил, пусть приходит, куда удобней.
Явившись ко мне на работу, она расплакалась. Я согласился с ней, что тоже не верю, что он враг, и постарался успокоить как мог, что всё должно кончиться благополучно, хотя сам в это благополучие не верил. Да и не кончилось бы хорошо, если бы не умер Сталин.
В этом я убедился из объяснения т. Игнатьева в политбюро ЦК, которое он написал в первые дни после смерти Сталина. Я сам читал это объяснение, длинное и трусливое, но, очевидно, правдивое.
Он писал, что Сталин на него жал часто по телефону, чтобы арестовывал врачей, высказывая предположение, что Жданова они уморили. Игнатьев выполнял его желания, объясняя тем, что если бы он не выполнил, то его самого Сталин арестовал бы[425].
Нужно сказать, что логика довольно подлая. Другое дело, что Игнатьев не понимал ничего в чекистских делах, а его заместители типа Рюмина (по следствию) делали что хотели, но в то же время для того, чтобы утвердиться самому за счёт голов других честных людей — это мораль преступника и не члена ЦК, секретаря обкома, куда он пошел после освобождения с должности МГБ.
За время его деятельности, как мне рассказывали бывшие сотрудники, все подручные Рюмина (расстрелян) — ввели пытки, битьё и т. д., как было в 1938 году[426].
Кстати сказать, всё это делалось с ведома ныне здравствующих бывших ген. прокуроров Сафонова*, Горшенина*, Главного Военного прокурора Вавилова, многих других, у которых за это с голов волоса не упало.
423
Министр госбезопасности В. Абакумов был снят 4 июля 1951 г. по доносу следователя МГБ подполковника М. Рюмина, обвинившего его в укрывательстве террористических преступлений и потворствовании сионистам. Арестован 12 июля за госизмену. Вместе с Абакумовым были арестованы еще ряд сотрудников МГБ, а также его жена.
424
С арестом В. Абакумова наступил звездный час его разоблачителя М. Рюмина: с 10 июня 1951 г, он — и. о. начальника следственной части по особо важным делам МГБ СССР, с 19 октября — зам. министра по следствию. Сталин поручает ему «организацию» громких политических дел: о сионистском заговоре в МГБ; дела врачей; «мингрельского дела». Однако с задачей Рюмин не справляется и через год, 13 ноября 1952 г. его снимают и отправляют рядовым контролером в Министерство госконтроля. После смерти Сталина по инициативе Берии он будет арестован и 22 июля 1954 г. расстрелян.
«…Действуя, как скрытый враг Советского государства, в карьеристских и авантюристических целях стал на путь фальсификации следственных материалов, на основании которых были созданы провокационные дела и произведены необоснованные аресты ряда советских граждан, в том числе видных деятелей медицины… Рюмин, применяя запрещённые советским законом приёмы следствия, принуждал арестованных оговаривать себя и других лиц в совершении тягчайших преступлений», — писала 8 июля 1954 г. «Правда».
425
В своих объяснениях С. Игнатьев позднее признавался, что Сталин не стеснялся в выражениях, требуя от него «положительных» результатов по громким уголовным делам (в первую очередь — по «делу врачей»). «Если не вскроете террористов — американских агентов среди врачей, то будете там же, где и Абакумов… Я не проситель у МГБ. Я могу и потребовать, и в морду дать… Мы вас разгоним, как баранов…» (ЦА ФСБ. Ф. 5-ос. Оп. 2. Д. 31. Л. 445–454.).
426
Решением Президиума ЦК КПСС «О положении в МГБ» от 4 декабря 1952 г. фактически было санкционировано применение пыток к арестованным: «…с озверевшим классовым врагом нельзя бороться в белых перчатках, оставаться „чистенькими“, не применяя активных наступательных средств борьбы в интересах социалистического государства». (АП РФ. Ф. 3. Оп. 22. Д. 12. Л. 6–7.).