На следующий день я зашел к Кобулову по делу, у него лежало это Постановление ЦК. Я прочитал его и говорю: «Да, принять преображение МВД т. Берия». Кобулов улыбнулся и говорит: «Знаешь, дальше еще не то будет»[457].
Меня внутренне передернуло, думаю, что же они еще замышляют, затем спокойно спросил: «А что еще?» Он уже дальше уклонился от прямого ответа, а я сам себе думаю: «Если ЦК так будет принимать их предложения, так расставят кадры, уже кого, а меня-то Кобулов выживет».
Ну, да ладно, в случае чего кланяться не буду, уйду в Министерство обороны и буду продолжать честно службу.
Подготовили «деятели» записку в ЦК о том, чтобы освободить из тюрем з/к, осужденных за мелкие преступления (один раз кража, уход с места работы и т. д.). Насчитывается <таких> десятки тысяч человек.
Через 5 дней принят Указ, разработали инструкцию начальникам лагерей о порядке пересмотра дел на эти категории з/к и в срочном порядке разослали в лагеря. Ну, теперь пойдет дело, если комиссии подойдут формально к освобождению, то явятся сотни воров и других ненадежных, которые сумеют обмануть комиссии и выйдут на свободу Ведь один раз кража — это он попался на ней, а сколько раз обворовывал и не попался[458].
Прошел месяц, как начали освобождать, и из области пошли донесения о грабежах, убийствах, особенно из Ленинграда. Да и в Москве увеличились преступления. Началась трепка нервов[459].
Сегодня вернулся из Ленинграда. Посылался туда для наведения порядка по линии уголовного розыска. Убийства, грабежи среди белого дня, снимают часы, вечером в отдаленных от центра районах народ боится ходить и т. д.[460]
Как я и предвидел, освобождение уголовников оказалось преждевременным, плохо подготовленным. Я допросил тут не один десяток воров, которые рассказали, как работали лагерные комиссии, созданные для проверки освобожденных з/к.
Хуже нельзя. Жулье идет на любой обман, выставляя в качестве причин для освобождения болезни, беременность, «честное поведение», угрозы лагерной администрации и в том числе угрозы «свидетелей», которые подтверждают выдвинутую версию. Некоторые заявляли, что потом освободились все жулики. Ну, это, конечно, вранье, но, я думаю, половина незаконно.
В результате в Ленинград стеклись со всех концов страны сотни жуликов, живут без прописки у всяких проходимцев, а больше всего шляются и спят на ж/д вокзалах. Днем воруют, вечером грабят, а после 2–3 часов ночи собираются сотнями в санитарном парке Октябрьской железной дороги и там ночуют. Утром расходятся по «своим» делам.
Когда я это все выяснил, то пошел в обком партии к секретарю Андрианову*, чтобы рассказать и изложить план изъятия. Андрианова не оказалось, и я все это изложил секретарю обкома и горкома т. Игнатову* Н. Г., в конце сказал, что сегодня ночью <нужно> произвести облаву на жуликов и всех задержим, а затем тщательно проанализируем и решим, как быть. Т. Игнатов согласился и говорит: «Хоть избавимся от уголовников».
Ночью провели облаву и задержали до двух сотен беспаспортных жуликов, живших в вагонах. На следующий день работники милиции всех опрашивали. Руководил начальник управления Ленинградской милиции — Герой Советского Союза Соловьев*, толковый человек, во время войны командовал дивизией.
Вдруг ночью, я сидел в управлении НКВД, раздается звонок от Берия. «Вы, что там делаете, почему столько задержанных?» Я ему рассказал. «Прекратите, почему обком не знает?» Я говорю: «Знает т. Игнатов». — «Выезжайте немедленно, вам нечего там делать». Я ему отвечаю: «С удовольствием!»[461]
Утром выехал, но Соловьеву сказал: «Продолжайте проверку задержанных». Берия взорвало, что его предложение о роспуске уголовников вызвало такую повсеместную реакцию.
Приехал в Москву и сразу же на работу. После обеда Берия вызвал своих «помощников», и стали решать вопросы борьбы с уголовными проявлениями в областях, и в том числе в Москве. Рост уголовных проявлений не прекращается, о Ленинграде разговора не ведется. При этом я выяснил, что Соловьев почти никого из задержанных не освободил, так как все жулье. Я ему сказал, когда закончит, то пусть идет в обком и доложит, как я хотел сделать. Пусть обком и решит.
457
Одно из реформаторских предложений Берии заключалось в новом подходе к подбору кадров в национальных республиках. Если при Сталине первыми секретарями ЦК союзных республик были, как правило, русские, а представители «титульной» национальности — вторыми, то Берия предложил сделать ровно наоборот. Так, например, по его инициативе 1-й секретарь ЦК КП(б) Украины «русак» Леонид Мельников был заменен на 2-го секретаря «хохла» Алексея Кириченко. (Одной из главных претензий Мельникову стало незнание им украинского языка.).
458
27 марта 1953 г. Президиум ЦК КПСС одобрил проект амнистии, подготовленной Л. Берией. В тот же день она была оформлена Указом ПВС СССР. Амнистия распространялась на всех заключенных, чей срок заключения не превышал 5 лет. Освобождению также подлежали все женщины — старше 50 лет, беременные, имеющие детей до 10 лет; мужчины старше 50 лет, осужденные, страдающие неизлечимыми недугами. В общей сложности на свободу тогда вышло 1181,2 тыс. человек (половина всего «контингента»). Дела еще 400 тыс. следственно-арестованных были прекращены.
459
Наряду с жертвами репрессий и осужденных за «колоски» на воле в результате амнистии оказались и десятки тысяч откровенных уголовников, что не замедлило сказаться на криминогенной ситуации. Резко подскочил уровень преступности. Во многих городах люди баррикадировали на ночь двери. Каждый четвертый преступник, задержанный с апреля по июль 1953 г., являлся только что амнистированным.
2 июля 1953 г., уже после ареста Берии, власти будут вынуждены издать дополнительный Указ ПВС СССР «О неприменении амнистии к лицам, осужденным за разбой, к ворам-рецидивистам и злостным хулиганам». Всех освобожденных по амнистии уголовников, не вставших на путь исправления, предписывалось водворять назад, в лагеря на неотбытый срок.
460
Серов находился в командировке в Ленинграде 10–21 июня 1953 г., куда его направили приказом МВД СССР от 9 июня. Рост «амнистированной» преступности в северной столице произошел особенно остро. Здесь, как и во многих других городах, действовали банды и молодежные хулиганские группировки, терроризирующие жителей. Местная милиция зачастую с ними не справлялась.
Уже после своего ареста Берия напишет, ставя себе в заслугу, что он «…товарища Серова с бригадой по оказанию помощи Московской и Ленинградской милиции просто загонял, чтобы сделать все возможное, навести порядок в работе милиции…». (Лаврентий Берия. 1953. Документы. М.: Демократия, 1999. С. 74.).
461
Судя по всему, массовые облавы да и вообще проявленная Серовым жесткость не на шутку встревожили партийную верхушку Ленинграда. Видимо, в Смольном посчитали это демонстрацией недоверия к себе и побоялись быть наказанными за бездействие. В записке от 20 августа 1953 г. 1-й секретарь Ленинградского обкома Андрианов жаловался Маленкову и Хрущеву (нападение — лучший способ защиты!): «…В течение ночи под видом борьбы с хулиганством задержали около тысячи неповинных людей и не сказали об этом обкому… Серов дошел до того, что приказал снять милицейскую охрану в Ленинградском Совете, в областном исполкоме, в обкоме комсомола и около дома, где проживали руководящие партийные и советские работники, слова не сказав об этом ни мне, ни руководителям этих учреждений». (Дело Берия. Приговор обжалованию не подлежит. Сборник документов, М.: Демократия, 2012, С. 258.).