И еще я наблюдал, что в те времена — сентябрь, октябрь, ноябрь 1941 года — командиры полков и дивизий мало выезжали на передний край, к бойцам, а находились в 3–4 километрах от переднего края. Поэтому в этот тяжелый момент в жизни войск не могли быстро и оперативно влиять на успешный ход боя или вовремя остановить отступление. А немцы этой нашей растерянностью и пользовались.
Правда, к этому времени Ставка приняла решение подтянуть под Москву до 30 тысяч свежих частей из Средней Азии, Центральной России и из Сибири. Некоторые дивизии уже прибыли и заняли позиции.
Мне пришлось побывать в дивизии ныне легендарного комдива Панфилова*, только что прибывшего под Москву. Проверив сектор, я свернул в одну деревню, откуда все время слышались взрывы снарядов и трескотня пулеметов.
Когда я подъехал к деревне, все было спокойно, но около каждого дома стояла небольшая группа бойцов в 5–6 человек с автоматами. Я, остановившись, разговорился с ними. Они мне рассказали, что немцы вот уже четыре раза за день атаковали эту деревню, но мы не сдаем.
Я спросил: «А кто тут командует?» Мне ответили: тут их «старшой», а кто он — не знают. Я спросил: «Где он?» Мне ответили: «В середине деревни»…
Зашел в дом, там генерал-майор стоял над картой и рассматривал. Я поздоровался и представился. Он сразу надел на себя снятый ремень, подтянулся и стал мне докладывать обстановку.
Генерал производил хорошее впечатление. Это был Панфилов. Когда он дошел до наличия своих войск в дивизии, затрещали пулеметы, стали рваться мины, послышались крики, и во всю прыть по деревне мчались санитарные двуколки. Я выхватил маузер и к дверям.
Панфилов, накинув на себя шинель, — за мной и в дверях, остановив меня за руку, сказал: «Я вас не пущу». Посмотрел на него с удивлением и увидел у него на петлицах шинели четыре шпалы. Видимо, он еще не успел поменять, так как ему только что присвоили генеральское звание.
Я его спросил: «В чем дело?» Он ответил: «Пошлем офицера на улицу, он выяснит обстановку, а рисковать не надо». Ну, я тогда спокойнее сказал: «Пойдемте вместе посмотрим», — и мы вышли. Оказывается, немцы в пятый раз ворвались в деревню и овладели двумя-тремя крайними домами. Наши их контратаковали и отбили дома. Дом, в котором мы были, был следующий, который могли бы захватить немцы.
На улице спокойно стоял капитан из штаба Панфилова, который на мой вопрос «Как дела?» ответил: «Ничего. Если бы туго было, то я прибежал бы вас предупредить». А ведь это «туго» высчитывалось секундами, тогда бы и нам пришлось пускать в ход оружие. На улице валялись трупы убитых немцев вперемешку с нашими.
Я этот привел пример, потому что, когда начальник возле бойцов, то они себя увереннее чувствуют, и их атакуют по пять раз, а они не сдаются и отбивают атаки.
Правда, в дальнейшем ходе войны был приказ Верховного, определяющий, за сколько километров должны находиться начальники и штабы от переднего края, по этому приказу командир дивизии мог быть в 3–4 километрах от этой деревни, но Панфилов был с бойцами, с ними же он потом и погиб, получив звание Героя Советского Союза.
В это же время погиб и Доватор*, командир кавалерийского корпуса, мой однокашник по академии. Но тот глупо рисковал. Выехал на бугор в целях рекогносцировки, а немцы увидели группу бойцов, обстреляли из минометов и убили его. Да еще в придачу несколько человек ранили и убили, когда тело Доватора вытаскивали с этой высоты…
Наши начальники секторов хорошо подружились с командующим 16 армией генерал-лейтенантом Рокоссовским, В. И. Кузнецовым*, Болдиным, Захаркиным, Беловым, Говоровым, Ефремовым, стоявшими тогда на подступах к Москве, каждый в своем секторе.
Мне приходилось встречаться со всеми. С К. К. Рокоссовским я встретился в районе деревни Нефедовка. Встреча была не из приятных, так как я видел, что войск у него кот наплакал, как говорят в простонародье, но он держал себя стойко и с достоинством…
Кстати сказать, на днях вызвал меня т. Сталин, и в ходе разговора я ему тоже рассказывал, как обстоят дела под Москвой…
В первых числах ноября немец остановился почти на всех участках. В этом году выпал снег очень рано. Первый раз — 17 октября, затем — в конце октября и больше не таял.
Последний парад наступает…