Теперь я уже не знал, кому верить: Мехлису, который «прочно обороняет Турецкий вал» или грузинам. Опросив еще две группы отходивших, я уже был почти уверен, что Турецкий вал оставили немцам[113]…
Учитывая, что обстановка на месте вырисовывается вовсе не так, как представляют себе главком Буденный и «главком» Мехлис, я решил проверить и донести в Ставку Верховного.
Мы объехали д. Сараймин справа (с севера) и стали продвигаться в сторону Турецкого вала. Вдруг я увидел слева разрыв мины. Всем сидящим в машине сказал смотреть во все стороны, а водителю тщательно следить в случае, если придется быстро уезжать обратно.
Через несколько минут мины стали рваться со всех сторон. Я шоферу сказал: «Быстро вперед». Оказалось, что мы ехали боком к минометам, поэтому меньше вероятность, что они нас поразят.
Заскочили в другую деревню. Вышли из машины и стали говорить с жителями. Они говорят, что многие уехали из деревни в Керчь, на Тамань, в Темрюк, а здесь остались только крымские татары.
Я спросил, сколько от этой деревни до Турецкого вала. Мне крестьянин показал рукой и говорит: «Видишь вал?» — «Вижу», — отвечаю. «Вот это и есть Турецкий вал». Спрашиваю: «Кто на валу ходит?» Отвечает: «Немцы». — «А где наши?» Он ответил: «Вчера утром еще были, а к вечеру уже немцы стреляли по нашей деревне с вала».
Выходит, что когда Буденный и Мехлис писали донесение в Ставку, то уже вал был у немцев. Вот же стервецы как врут.
Пока мы рассуждали, немцы, видно, разглядели группу, машину и открыли огонь. Все попрятались, а мы с Василием Ивановичем Киселевым* начали за углом дома думать, как уйти из-под обстрела. А главное, если немцы пойдут в наступление, то нам, 5 воинам, единственный выход — удирать или стреляться.
Обстрел деревни продолжался с полчаса. Наших ни одного бойца и близко не было. Немцы, видимо, тоже боялись наступать, и вот мы только «сидим у моря и ждем погоды». Ведь до вала всего 300–400 метров, бросок, и мы попались. Откровенно сказать, я в душе себя ругал, что так рискованно близко подъехали, но вместе с этим я должен был и проверить, потому что дело ответственное.
В общем, под вечер нам удалось сначала вытолкнуть из деревни автомашину, вслед за которой посыпались снаряды, а затем задами дворов потихоньку мы пробирались до машины.
На обратном пути мы увидели полковника Серебрякова (начальника пограничного отряда), который сообщил, что частей Советской Армии здесь уже нет, он снял последнюю заставу и сейчас идет в Керчь, занимать оборонительный рубеж.
Вернувшись в Керчь, я до утра подробно описал обстановку, вранье «главкомов» и поехал в Темрюк, чтобы оттуда передать по ВЧ записку, так как боялся, что в Керчи где-нибудь немцы или подлецы татары могут подслушать.
В Темрюке из горотдела передал и вернулся в катакомбы. Поездка из Темрюка и переправа через Керченский пролив заняла часа четыре.
В катакомбах встретил начальника разведки фронта полковника Сурина*, с которым вместе кончали академию. Поздоровавшись, спрашиваю: «Какие новые данные о противнике?» Он все рассказал и добавил, что еще вчера ему было известно, что оборона прорвана, нигде не закрепились наши части и продолжают отступать. Я подтвердил ему это.
Затем зашел к Мехлису, который сидел хмурый, ухватившись руками за голову. Не успел я рта раскрыть, как он мне глухим голосом сказал: «Звонил Хозяин и сказал, что Серов донес, что Турецкий вал прорван немцами, что мы его обманули».
Затем сделал паузу и продолжал: «Он сказал: „Будьте вы трижды прокляты, вы опозорили себя и подорвали доверие партии“, — и повесил трубку».
Я ему говорю: «Так зачем без проверки писали донесение?» Он ответил: «Вот в этом все дело». Затем мне подал шифровку Сталину, подтверждающую о занятии немцем Турецкого вала с подписью в конце «Трижды проклятый Мехлис».
В дальнейшем события развивались мгновенно.
К утру уже немцы подошли к г. Керчи. На окраине завязался бой танкистов. Наши отбили попытку танков прорваться в город…
Позвонил из Темрюка главком Буденный. Спрашивает: «Кто здесь главком?» (Сам сидит за 100 с лишним километров от боя в Темрюке.) Я ему отвечаю: «Насколько мне известно, ты главком». Я подумал, что он шутя спрашивает.
«Так какое ты имеешь право писать донесения Сталину?» Я отвечаю: «Когда командующие врут и обманывают, то я обязан об этом сказать Ставке». Буденный: «Ты не имеешь права это делать, ты знаешь, я за это тебя могу расстрелять».
113
Серов называет «Турецким» Киммерийский вал, отделяющий Керченский полуостров от Крыма. Во время нахождения Серова в Крыму весной 1942 г. здесь проходила Керченско-Феодосийская десантная операция, целью которой являлось освобождение Крыма от немцев. Закончилась она катастрофой, подробно описанной автором.