Ну, тут уж я вижу, что этот идиот серьезно говорит, и я ему ответил: «За вранье надо расстреливать того, кто это делает». Тогда он мне на это ответил матом и продолжал угрозы в том же духе. Я его перебил и ответил тем же и повесил трубку.
Не прошло и пяти минут, как вдруг мне снова звонок. «Вас вызывает Москва». Я взял трубку. «Говорит Берия. Мне звонил Буденный и жаловался, что вы его оскорбили?» Я ответил, что он первый начал меня оскорблять, и я ему ответил тем же. Причем весь вопрос в том, что я разоблачил вранье по Турецкому валу.
Берия перебил меня и говорит: «Это вы правильно сделали. Ставка так оценила. Но чтобы у вас больше не было недоразумений, вы извинитесь перед Буденным». Я возмутился и говорю: «Этого я делать не буду, он первый начал, пусть и извиняется». Берия настаивал, а я не согласился.
Тогда он под конец сказал: «Смотрите, может быть плохо», — и повесил трубку. Моему возмущению не было конца. Какой провокатор Буденный, вот подлец!
Не успел я с мыслями собраться — опять звонок. «Ну что, звонил Лаврентий Павлович?» — я по голосу узнал Буденного и отвечаю: «Как тебе не стыдно, взрослому человеку, известному в стране, заниматься такими подлостями?» Он же отвечал мне опять как дурак: «Ну что, звонил, попало?» Вот ведь какой подлец!
В конце дня мы с ним встретились, и он себя вел как ни в чем не бывало. Вот ведь какие есть люди.
Как известно, кончил командование он бесславно. Пропустил немцев не только через Турецкий вал, но и через Таманский полуостров, через Краснодар, через Новороссийск и до Геленджика по побережью Черного мори. Кончил тем, что добежал до Сухуми, отступая, после чего Ставка отстранила его от «главкома».
В Крыму же трагедия продолжалась. Через день немцы ворвались в город. Началась стрельба из пулеметов и пушек, когда мы утром сидели с Каранадзе в здании НКВД.
Выскочив к машинам, мы пытались выбраться из города через центр, но там уже были немцы. Тогда мы пошли окраиной и там увидели, как немецкие танки шли в обход города. Таким образом мы оказались отрезанными[114].
Тогда мы ринулись вдоль берега Керченского пролива. Там немцев еще не было, и мы добрались до катакомб, где размещался штаб фронта. Но и там увидели только отдельных командиров штаба, которые ходили мрачные. Когда я спросил одного «где штаб?», он ответил: «Переселились на большую землю». Это означало, они бросили войска и переехали на Таманский полуостров.
Вышли мы из катакомб и пошли на возвышенность, где стояла группа командиров. Там оказались наши пограничники: генерал-майор Зимин*, полковник (нрзб), и другие.
Несколько дней назад я им строго сказал, чтобы были готовы ко всякой неожиданности и части держали в кулаке. Без моего приказа за пролив не переходить. Когда мне доложил Зимин обстановку и показал, где расположены пограничные полки, я увидел, как на один из полков движутся танки немецкие. Пограничники открыли огонь из мелкокалиберных пушек, и танки вернулись назад. С наблюдательного пункта я пошел к маяку Еникале, то есть там, где проходила переправа наших войск на большую землю.
Я уже с высоты видел столпотворение, куда двигались люди, пушки, обозы и т. д. Когда подошел ближе, моему ужасу не было конца. Все бойцы без винтовок — побросали, голодные, из-за (нрзб) дерутся, командиры ведут себя не лучше бойцов, никто никого не слушает. В общем, полная деморализация армии. Старших командиров, не говоря уже о генералах, не было.
Я послал к Зимину, чтобы отобрал 15 человек толковых командиров навести порядок. Пока за ними ходили, в это время прилетели две «рамы» — Фокке-Вульфы — и начали с высоты 150 метров нас бомбить. Я где стоял, тут и упал, а бомбы рвутся. Это издевательство длилось минут 40.
Когда улетели немцы, я встал и пошел по рядам лежавших раненых и убитых. Даже сейчас невозможно <передать> всего ужаса, который мы пережили. По дороге валялись убитые, раненые, отдельные руки, ноги, на траве кишки убитых, покалеченные орудия и автомашины. Картина страшная.
И все из-за того, что бездарное командование в лице Буденного, Козлова, Мехлиса, спасая свою шкуру, не организуя отход, как это нужно было сделать, удрало трусливо «на большую землю». Ведь пограничники могли организованно отходить, да еще и огрызаться, А если бы армейцы это сделали, так неизвестно, удалось ли бы немцам выгнать нас из Крыма.
Когда я подошел к берегу, где была переправа, там картина была еще страшнее.
«Катюши», только что полученные на фронт, еще не рассекреченные, были брошены и остались немцам. Это те, о которых мне неделю назад хвастался подлец Мехлис.
114
Советские войска оставили Керчь 16 мая 1942 г. (в некоторых источниках указывается 15 мая. —