Назначение А.М. Петряева товарищем министра состоялось после того, как я дал Терещенко и Нератову полный список всех лиц, занимавшихся международным правом, в научной сфере или же в практическом его применении, с краткой характеристикой их научных трудов или же государственных заслуг, и когда по обстоятельном обсуждении они все по разным причинам оказались неподходящими. Конечно, кандидатура Петряева имелась у них в виду на тот случай, если бы Нольде не удалось заместить международником, но показательно, что оба наших высших чина министерства внимательно расспрашивали меня о положении Петряева среди служащих и его авторитет среди них имел большое значение для назначения его на должность. Условия, при которых вступил в министерство Терещенко, заставили его относиться к служащим, их мнениям и настроениям особенно внимательно, совершенно иначе, чем Милюков, управлявший по форме совсем как царский министр.
Чем же занимался наш исполком и каково было отношение к нему служебного персонала и высшего начальства? Компетенция исполкома была по уставу Общества служащих крайне неопределённа, как неопределённы были и назначение и цель самого Общества. Хотя в уставе и говорилось об «улучшении материальных, моральных и технических условий службы» чинов МИД, но, конечно, не это составляло главный предмет деятельности исполкома. Инстинкт самосохранения, пробудившийся в дни февральского переворота у служебной массы, заставлял прежде всего «самоорганизовываться». Самоорганизация служащих министерства и явилась в конце концов первейшей заботой исполкома. Как выразился один из членов исполкома Колемин (впоследствии 1-й секретарь посольства в Париже в эпоху Колчака и Деникина), «надо сначала пушку зарядить, а потом уже стрелять». Куда стрелять, было в этот момент не вполне ясно самим членам исполкома, но уж во всяком случае не против Милюкова и Временного правительства.
Ни одной оппозиционной речи монархического характера в это время не было произнесено ни в исполкоме, ни в многочисленных собраниях Общества. Эта самоорганизация без оппозиционных целей в эпоху Милюкова, однако, была естественным предохранительным клапаном, и наше начальство, так же как и сам Милюков, смотрело на это вполне благосклонно. Что же касается деятельности исполкома, то здесь надо сказать, что уход Милюкова произвёл резкую перемену. В эпоху Милюкова комитет наблюдал и организовывал Общество служащих, борясь с некоторыми, довольно, впрочем, скромными, анархическими течениями левого толка на личной почве; в эпоху Терещенко комитет фактически становится величиной политически действенной и постепенно, по мере развития событий, оказывает всё большее и большее влияние на жизнь и даже политику ведомства. Во время Милюкова исполкому пришлось помимо чисто организационной работы (проведение устава, напечатанного, между прочим, за счёт и в типографии министерства) охранять начальство, то есть Февральскую революцию, от «друзей» этой революции, от недовольных элементов министерства, а такие, естественно, имеются в каждом учреждении.
Были они и у нас. Недовольство это, конечно, носило чисто личный характер и никакого отношения к Февральской революции не имело. Разные элементы объединились вместе и желали «нового режима» в министерстве, то есть сведения счетов за прошлое. Исполком, избранный Обществом, был достаточно авторитетным учреждением, чтобы не допустить превращения министерства в Совдеп. Консервативная в этом отношении политика исполкома в действительности охраняла здесь Февральскую революцию, так как в противном случае Милюкову и его ближайшим сотрудникам пришлось бы принять на себя удар, приходившийся теперь на исполком. Эта громоотводная роль нашего исполкома со столь революционным названием и благонадёжным настроением была, несомненно, полезна, так как он не мешал ни Милюкову, ни Терещенко работать, а иногда очень существенно помогал. Надо к тому же сказать, что служащие министерства, несмотря на все их наличные или предполагаемые дипломатические добродетели, были тысячами уз связаны со всем тем, что совершалось в России, и все свои сомнения и тревоги о человечестве не могли скрывать. Общество с его исполкомом и общими собраниями было тем естественным каналом, куда эти тревоги и волнения направлялись.