Повторяю, это самый банальный случай. Система службы в центральных установлениях ведомства не только не подготавливала людей к настоящей дипломатической работе государственного значения, а, наоборот, развивала в них труднопреодолимые потом робость и запуганность. Надо сказать, что даже на самых высших ступенях дипломатической службы людей самостоятельного склада не было. Неудивительно, что во времена Милюкова, несмотря на его всем явную в ведомстве неправильную линию в константинопольском вопросе, не нашлось ни одного человека, который осмелился бы изложить своё мнение в такой решительной форме, чтобы на Милюкова это могло произвести должное впечатление. Те «сомнения» и «предупреждения», которые высказывались, не носили следов убеждённости и были рассчитаны на людей той же складки, как и они сами. Для такого упрямца, как Милюков, требовались более самостоятельные характеры.
В качестве общего правила скажу, что это обстоятельство было настолько общеизвестно, что не только иностранцы, когда им нужно было чего-нибудь добиться вопреки нашему ведомству, обращались всегда успешно к императорской власти непосредственно, то есть к Николаю II или его супруге, но и сам Николай II в критические минуты (во время Портсмутского мира — назначение Витте главой русской делегации, назначение Н.Н. Покровского в 1916 г. министром иностранных дел, чтобы он позднее возглавил мирную делегацию) для важных дипломатических переговоров предпочитал пользоваться посторонними ведомству лицами. Этим же объясняется, почему столь послушное Милюкову наше министерство при Терещенко умело уживаться если не с новой политикой, что было бы слишком смело сказано про заместителя Милюкова, то во всяком случае с новыми приёмами. Правда, как я укажу ниже, Терещенко оказался сам очень податлив. Ни при Милюкове, ни при Терещенко министерство не выходило за пределы субординации и должной служебной дисциплины.
Дело Общества 1886 г.
Из круга дел, которые требовали столько внимания со стороны царского правительства и которые действительно были так характерны для военного периода, а именно дела о положении неприятельских подданных, немецком землевладении, привилегированных категориях неприятельских подданных — всё то, что связывалось с войной и что можно было бы назвать «германским вопросом в России», многие очень и очень померкли в связи с Февральской революцией. В эпоху Милюкова многие учреждения просто исчезли как слишком причастные к царскому строю. Так, например, Высочайший комитет по борьбе с немецким засильем, возглавлявшийся членом Государственного совета Стишинским, был немедленно после февральского переворота закрыт. Было также закрыто действовавшее почти три года Особое совещание при министерстве юстиции по немецкому землевладению, председателем коего был товарищ министра при Щегловитове Ильяшенко. Эти учреждения стояли по своей идеологии и характеру главных действующих лиц так близко к монархии, что, независимо от полезности или вредоносности того дела, которое было им поручено, они психологически не могли уцелеть после революции.
Но война продолжалась, и новое правительство должно было занять какую-нибудь позицию по немецкому вопросу. Надо было либо продолжать старую политику более или менее крутого искоренения германского влияния в России, либо открывать либеральную эру примирения и забвения того, что было так недавно, в годы войны. Помимо этого, была издана масса законов о неприятельских подданных, о немецком землевладении, о торгово-промышленных предприятиях с участием неприятельских, главным образом австро-германских, капиталов, законов, вызвавших к жизни целую сеть учреждений, рассеянных по всей России и обслуживаемых многочисленным административным персоналом. Всё это уничтожить росчерком пера было невозможно; кроме того, требовалось с падением монархии обосновать и идеологическую позицию. Поскольку все эти дела были сосредоточены в нашей Юрисконсультской части, то сразу после переворота я при первых же докладах новому товарищу министра — Нольде спрашивал, что же делать со всей той сложной машиной, которая была пущена в ход — искренне или неискренне, разумно или хаотично, систематично или беспорядочно — против германских немцев или тех русских немцев, которые, имели связи с германскими немцами и считались с прежней, царской точки зрения «опасными».