Это последнее обстоятельство имело самое роковое значение для дипломатического дебюта Маклакова в Париже, так как он приехал в Париж в октябре и не поехал в назначенный ему день на аудиенцию к президенту за несколько дней до переворота, считая, что политическое положение Временного правительства было недостаточно благоприятным. Когда же грянул переворот, то французское правительство не согласилось принимать посла от не существовавшего уже Временного правительства. Таким образом, Маклаков не успел вручить верительные грамоты и позже так и не смог их вручить, не числясь никогда официально послом России. Это прискорбное обстоятельство, пагубно отразившееся на положении антибольшевистского дипломатического представительства в эпоху Версальского конгресса, когда Россия в Париже не имела законно аккредитованного последним общепризнанным правительством России — а именно Временным — представителя, дало возможность Клемансо заявить: «Maklakoff, l’ambassadeur de Russie — je ne le connais pas!»[54]
Вина за это падает на самого Маклакова, хотя он мне потом объяснял, как это случилось, указывая на Севастопуло, посоветовавшего ему отложить аудиенцию у президента. Маклаков же неосторожно доверился Севастопуло, которого считал опытным дипломатом. К рассказу Маклакова надо добавить, что Севастопуло был, несомненно, раздражён тем обстоятельством, что на это место был уже назначен советником посольства Н.А. Базили, бывший вице-директор канцелярии министра, а он в награду за его долгое управление посольством получал увольнение. Это обстоятельство, казалось бы, должно было предостеречь Маклакова от особой доверчивости, но тот слушался Севастопуло и дальше, даже тогда, когда тот покинул посольство, и по его совету пригласил в секретари посольства известного германофила фон Лидерса, что совершенно озадачило французов, оказавшихся более осведомлёнными о политической физиономии чинов посольства, чем сам посол.
Коварные советы Севастопуло, неопытность Маклакова и карьеризм Базили, о котором я упоминал в моих записках, касавшихся царского периода, и который, опираясь почти на весь персонал посольства, всячески из личных мотивов вставлял палки в колёса Маклакову, — всё это вместе в эпоху Версальского конгресса, когда Париж силою обстоятельств стал зарубежным центром антибольшевистского движения, донельзя препятствовало установлению должных отношений между так наз. белым движением и союзниками. Но обо всём этом я расскажу позже.
Ненужная затея Терещенко
Из нововведений Терещенко, весьма характерных для эпохи Временного правительства, следует упомянуть о создании им учреждения, доселе совершенно у нас не известного и заимствованного из парламентской западноевропейской, точнее, французской, практики, а именно о создании особого кабинета министра иностранных дел, по примеру одноимённого учреждения в парламентских странах. Возникновение этого учреждения, которое должно было обслуживать чисто парламентские нужды министра иностранных дел, при отсутствии в это время парламента (срок выборов в Учредительное собрание всё отодвигался) поражало своей объективной ненужностью. Дело в том, что у нас в ведомстве существовало учреждение, которое именно этим и занималось, то есть сношениями с Государственной думой и Государственным советом. Это была канцелярия министра, которая одновременно исполняла обязанности I Политического отдела, ведавшего дипломатическими сношениями с Европой, Америкой и Африкой (таково было территориальное разграничение компетенции — II, III, IV Политические отделы ведали Ближним, Средним и Дальним Востоком).
Терещенко, однако, захотел выделить парламентские функции канцелярии, причём кабинет этот, за отсутствием парламента в эпоху правления Терещенко, занялся Петроградским Совдепом, чем совершенно излишне увеличивал и без того гипертрофированное его значение в области международных сношений, тем более что в эту область его совсем и не нужно было допускать. Идея возникновения этого учреждения принадлежит одному из чиновников министерства (впоследствии перекинувшемуся к большевикам) Н.В. Муравьёву. Этот молодой ещё, лет 34-х, человек, исполнявший за границей без особого блеска секретарские обязанности при посольствах, во время войны выполнял разные поручения ведомства, посылавшего его в разные места по мере надобности, другими словами, был чиновником, блуждающим из отдела в отдел, — первый признак административно ненужного человека. Он же, между прочим, почему-то единственный возражал против учреждения Общества служащих, при Милюкове будировал, хотя под конец нашёл и при нём себе занятие, а Терещенко встретил прямо враждебно. Помню, в тот момент, когда Терещенко произносил речь при своём вступлении, он довольно громко говорил своим соседям по-французски: «N’ecoutez pas, c’est de la petite biere»[55].