Долги будущей Польши
Прерванные уходом Милюкова заседания русско-польской комиссии при Терещенко продолжались в прежнем направлении, с той, однако, разницей, что напор поляков значительно усилился и Ледницкий с Терещенко считался неизмеримо меньше, чем с Милюковым. Сразу же после вступления Терещенко в должность министра я, прежде чем продолжать свою работу в комиссии, счёл необходимым сделать доклад о положении вещей в комиссии, подробно остановившись на текущих делах и, в частности, на холмском вопросе. Терещенко слушал очень внимательно, по-видимому, для него всё это было совершенно ново, но в этом ничего удивительного не могло быть, так как вообще я не ожидал от Терещенко осведомлённости в польском вопросе.
Когда я спросил об инструкциях, Терещенко несколько смутился; очевидно, он уже успел привыкнуть, что ему все решения подсказываются, и он спросил меня: «А ваше мнение как?» Мне пришлось сказать, что я, в сущности, продолжал нашу прежнюю царскую политику с тем решительным уклоном, который Временное правительство взяло в сторону польской независимости, но что ему с глазу на глаз я могу сказать, что поляки на меня производят впечатление людей, не подготовленных к практической государственной деятельности, и я не жду, что начатая «ликвидация», хотя бы и заочная, Царства Польского закончится гладко. Я привёл несколько примеров, причём обратил его внимание на холмский вопрос как один из самых серьёзных камней преткновения.
Терещенко, выслушав меня, со всем согласился, дал мне инструкции, если это так можно назвать, продолжать всё по-прежнему и вдруг под самый конец спросил, что я думаю о проекте Ледницкого ввести в состав нашего дипломатического представительства специалистов по польскому вопросу, добавив, что Ледницкий считает это «секретом». Я улыбнулся последнему замечанию Терещенко, который должен был бы знать, что в его ведомстве всё «секрет». На вопрос же об идее Ледницкого я ответил, что идея прекрасна, но всё зависит от её практической постановки. В составе МИД нет «специалистов по польскому вопросу».
Тут я рассказал, какие мытарства польский и прочие славянские вопросы претерпели за время войны, переходя из одного отдела в другой. Что же касается представителей со стороны, то это будут или поляки, или же полонофобы, так как, к сожалению, все русские, знающие поляков, например служившие в Царстве Польском люди старой административной школы, проводили политику «обрусения» Царства Польского. Терещенко замахал руками: «Их на пушечный выстрел нельзя подпускать к польскому вопросу!» Я вспомнил Горлова, который был в этот момент в Париже и писал какие-то весьма тенденциозные записки по польскому вопросу. Что же до поляков в составе русской дипломатии, то я прямо сказал Терещенко, что при настоящих условиях считаю это утопией.
Несомненно, Временное правительство обещало полякам независимость, но обставив её известными условиями (военный союз с Россией, этнографический принцип при размежевании границ, согласие на это учредительных собраний России и Польши). Если при этих условиях мы введём сейчас же поляков в состав наших посольств, то мы прежде всего окажем плохую услугу полякам, так как австрийские и прусские поляки будут говорить, что это «русские ставленники», и постараются их дискредитировать. С другой же стороны, такие польские члены русских посольств в условиях совместной дипломатической работы либо сольются с русскими — тогда они не будут иметь значения, либо будут говорить разное с русскими представителями, и это покажет всему миру, что Временное правительство не сумело с поляками столковаться.
Наконец, самый последний мой аргумент против допущения особого польского представительства в составе нашего — это то, что война далеко не кончена, никто с уверенностью не может знать, как она кончится, и если она, не дай Бог, обернётся против нас, то поляки могут от нас отойти, и в этом случае неизбежно их представители, близко познакомившиеся с нашими международными отношениями, могут оказаться опасными соглядатаями. Не исключается также возможность и шпионажа во время самой войны. Это моё последнее соображение произвело сильное впечатление на Терещенко, который мне сказал, что он совершенно со мной согласен, беда только в том, что он дал уже согласие Ледницкому. Но тут же Терещенко мило улыбнулся. «Моя профессия теперь всех надувать», — сказал он мне. Думаю, Ледницкий дорого бы дал, чтобы это услышать.