Отмечу одно чрезвычайно характерное обстоятельство, о котором я знаю от моих родственников, работавших в кадетском клубе на Французской набережной по снабжению провинции партийной литературой. В марте 1917 г. этот отдел кадетского клуба был завален запросами с мест с требованиями немедленной присылки кадетской литературы и с жалобами на крайне медленную отправку её руководителями клуба. Когда, наконец, в мае литературу начали отправлять, она вскоре стала возвращаться назад нераспечатанными тюками с извещением о том, что на местах больше не нуждаются в кадетской литературе, так как стали уже эсерами. Эти случаи были массовыми и повергали, конечно, кадетский клуб в уныние.
Такое же точно явление имело место и в национальном вопросе. Мне из моих докладов Терещенко как по украинскому, так и по другим национальным вопросам (литовский, финляндский) пришлось убедиться, что Временное правительство становилось с каждым днём всё сговорчивее и сговорчивее, по мере того как требования национальностей всё повышались. При таких условиях заниматься этими вопросами в МИД, где перед иностранцами приходилось делать вид, что всё идёт согласно желаниям правительства и согласно намеченной им программе, было очень трудно и не давало ни малейшего удовлетворения. Сравнивая мои первые записки, одобренные Терещенко, и последние, также им одобренные, я мог осязательно чувствовать, что Временное правительство всё больше и больше теряло бразды правления.
«Выверты» барона Нольде
По странной случайности, в то время как мне пришлось заниматься национальными вопросами по поручению министра, Нольде, тогда уже сановник в отставке, вступивший официально в кадетскую партию и летом 1917 г. на московском съезде кадетов читавший доклад по национальному вопросу, тоже занимался, уже по поручению ЦК кадетской партии, национальным вопросом в России. Ознакомившись с этим докладом, который вышел затем отдельным изданием, я говорил о нём с Нольде, так как мне интересно было знать, в какой мере он сам думал то, что писал и докладывал.
В докладе Нольде с присущим ему мастерством указывал на существующие способы решения национальных проблем в свете современного государственного права. Осторожно и умело, как всё, что он делал, Нольде подсказывал следующее решение национального вопроса в России: мирное и свободное развитие каждой из национальностей, независимо от того, составляют ли они осевшие на определённой территории этнографические группы или же это внетерриториальные национальные союзы. В последнем случае они могли пользоваться лишь культурно-религиозной автономией в смысле школы, языка, всевозможных научных, художественных и т.п. национальных учреждений. Когда же речь шла о прочных этнографических образованиях на определённой территории, то в зависимости от того, составляют ли данные национальности большинство или меньшинство, они могли пользоваться соответствующим влиянием в местном самоуправлении и даже государственном управлении краем.
При этом, однако, проект Нольде не выходил за пределы существующих административных делений на губернии и области и не предусматривал того, что можно было назвать национальным федерализмом, то есть нового административного разделения России на автономные размежеванные по этнографическому признаку территории под названием областей или другими названиями, означающими превращение России из единого государства в федерацию по национальному признаку. Проект Нольде, принятый кадетским съездом, представлял из себя среднее между единым государством с некоторыми автономными областями и старым русским делением на губернии и области в смысле Свода законов, с широкой культурно-религиозной и муниципальной автономией отдельных национальных групп внутри этого старого административного деления. Окончательного признания не только национального федерализма, но и нового автономно-областного деления России, проведённого на основании национально-этнографического принципа, у Нольде не было.