Этот решительный язык, которым Сазонов умел иногда обращаться к неприятелю, был мною закреплён тогда же в ноте к испанцам, подписанной в тот же день Сазоновым, а через две недели пришёл благоприятный ответ германского правительства, сообщавшего об официальном взятии назад упомянутого указа Вильгельма II. Сазонов по получении этого сообщения немедленно показал его в Совете министров и отправил с написанной мною объяснительной запиской государю, который лично выразил Сазонову своё удовольствие по поводу «энергичной и успешной защиты русских интересов в Царстве Польском». Сазонов был доволен втройне: как дипломатическому успеху над Германией, который он, конечно, довёл до сведения союзников, лично, как гродненский помещик, и, наконец, его репутация ярого полонофила была сглажена защитой им именно русских интересов в Царстве Польском.
Неожиданно это коснулось и меня, так как на одном из очередных докладов по делам Совета министров Сазонов спросил меня, не хотел бы я поехать в Лондон в качестве 2-го секретаря посольства. По понятиям тогдашней дипломатической службы, это предложение в отношении молодого человека, меньше года бывшего в ведомстве, являлось верхом дипломатических мечтаний. Я и сам был бы рад попасть в Лондон, тем более что оттуда открывалась уже возможность большой дипломатической дороги. Но не успел я согласиться, как сидевший тут же Нератов сказал, что до окончания войны он считает совершенно невозможным меня отсылать за границу, так как Нольде не в силах один делать всю юрисконсультскую работу, а другого помощника ему «не выдумаешь». Тогда Сазонов при мне сказал: «Будем вас готовить в заместители Нольде». Несколько раз потом, оказывается, Сазонов поднимал вопрос о моём заграничном назначении, но Нератов всякий раз возражал. Это было не только проявлением хорошего отношения ко мне Сазонова; как позже выяснилось, именно в 1915 и в начале 1916 г. он сам мечтал о посольском посте в Лондоне и подбирал себе заранее штат служащих.
Положение евреев в России и её отношения с САСШ
Другим вопросом, внезапно обострившимся в дипломатическом отношении, и довольно неожиданно, в период моего управления Юрисконсультской частью, оказался вопрос еврейский. Начало ему положил начальник американского Красного Креста в России, явившийся как-то к нашему товарищу министра В.А. Арцимовичу и оставивший ему довольно безобидный по внешнему виду меморандум, в котором американский Красный Крест осторожно сообщал, что его операции в России могли бы принять значительно больший размах, если бы не…оппозиция некоторых американских кругов, а именно еврейских, обвиняющих русское правительство будто бы в том, что хотя евреи — русские подданные несут во всех отношениях одинаковые с коренным русским населением повинности, и в частности военные, но в то же время они до сих пор не пользуются в России целым рядом общечеловеческих прав, как-то: правом свободного передвижения, свободного выбора места жительства, не допускаются на равных правах с русскими в учебные заведения, на государственную службу, на общественные должности, да и вообще русское правительство на каждом шагу проявляет своё недоброжелательство к еврейской народности.
К меморандуму он приложил также пачку американских вырезок, свидетельствовавших о широкой и упорной газетной кампании против русского царского правительства. На словах этот же американец жаловался на то, как трудно ему в связи с этим доставать нужные средства, что помощь, оказываемая американским Красным Крестом Англии, Франции и Италии, несравнима с той практически ничтожной помощью, которую получает Россия. Он указал также на то, что по своему настроению широкие круги американского общества самым искренним образом расположены к русскому народу, что они очень мало осведомлены о деятельности русского правительства и что он, конечно, ни малейшим образом не солидаризируется с газетными обвинениями русского правительства в юдофобии, но при сложившихся обстоятельствах ему невозможно игнорировать эту часть американской прессы и общества; что, если бы русский МИД предоставил в его распоряжение официальные материалы, которые могли бы ему помочь показать «в истинном свете» отношение русского правительства к евреям, это было бы крайне полезно «для развития в более широком размере операций американского Красного Креста».