Петроградская бюрократия даже в момент войны с Германией не могла пойти на мужественное решение вопроса, так как она сама наполовину состояла из русских немцев. Поэтому работа комитета, несмотря на торжественность первых заседаний, не могла, в силу данного ей сверху задания не колебать основы существующего способа управления империи и в силу высшего личного состава бюрократии, привести к положительным результатам и утомляла своих членов бессодержательной казуистикой в рассмотрении индивидуальных случаев. Надо к тому же сказать, что Стишинский, человек петербургских привычек большого сановника, по образу жизни был «ночной птицей», то есть после заседаний комитета, начинавшихся официально в 8 час. вечера, а фактически около 9 час. и кончавшихся обычно в полночь, а часто и позже, ехал в клуб и играл там в бильярд до 6 час. утра. Причём, если говорить о периоде Штюрмера, тот в это время вставал и был, таким образом, полной противоположностью Стишинского.
В личных отношениях Стишинский был безукоризнен. В 1916 г. он был в апогее своего служебного положения, но политически его роль в комитете, которая могла бы стать исторической при ином отношении к этому учреждению правительства и самого Стишинского, заключалась в том, чтобы свести к минимуму всю «борьбу с немецким засильем» и служить предохранительным клапаном для националистической печати. Как будто правительство учреждением комитета объявляло решительную борьбу германизму в России, а на самом деле комитет сдерживал слишком усердных чиновников, которые могли понять a la lettre[28] широковещательные меры правительства против германских подданных. Учреждением этого комитета и участием в нём представителей МИД достигалась и дипломатическая цель — успокоить союзников насчёт намерений правительства в германском вопросе. По существу же, всё, что делалось в этом направлении, делалось в других инстанциях, а комитет лишь исправлял те или иные частные решения.
Наше министерство к учреждению комитета отнеслось скептически и пассивно. Сам Сазонов, как я указывал выше, к искоренению немецкого влияния в России относился или равнодушно, или иногда враждебно, например в вопросе о немецком землевладении. Арцимович был на первом торжественном заседании и дальше перестал бывать, Нольде не был ни разу, хотя его назначили заместителем Арцимовича. Только я один представлял министерство, но, хотя мне не раз приходилось говорить со Стишинским о необходимости планомерной и объединительной деятельности, тот, улыбаясь, разводил руками и отвечал, что «сами ведомства виноваты — перегружают нас частными случаями, чтобы снять с себя ответственность». Однажды Стишинский сделал попытку освободить комитет от этих частных случаев, образовав особую подкомиссию для рассмотрения и подготовки всего материала, но доклад этой подкомиссии занимал центральное место на заседаниях комитета, и для общих мер и плана борьбы с германским влиянием оставалось мало времени к концу вечернего заседания, когда и без того все члены комитета, кроме Стишинского, были утомлены и дневной работой, и этим вечерним заседанием.
В силу всех этих причин комитет не оправдал своего названия и не использовал имевшихся у него на бумаге чуть ли не диктаторских полномочий. Нетрудно было догадаться, что слишком много личных интересов, созданных вековой дружбой с немцами, мешало правительству выступить с решительными мерами против германского влияния, но «Новое время» и его подголоски несколько умерили свой тон против правительства в связи с учреждением комитета Стишинского, тем более что во главе стоял такой благонадёжный правый, как сам Стишинский, и в этом отношении цель правительства была достигнута. Комитет просуществовал до Февральской революции.
Сазоновская программа российско-польской унии
Польский вопрос в связи с объявленным в октябре 1915 г. намерением Австро-Венгрии и Германии дать Польше независимость и конституцию с монархической формой правления (причём оставался открытым вопрос о том, примкнёт ли Польша к Германской империи на правах Баварии или Саксонии или в той или иной форме образует одно целое с Австро-Венгрией, Познань и Галиция определённо исключались из состава будущего Польского государства, которое, таким образом, составлялось только из русской части Польши) снова поднимался перед нашим правительством и нашим министерством.