Камо-но Тёмэй
Записки из кельи
Ходзёки
раздел первый
I
Струи уходящей реки..., они непрерывны; но они – всё не те же, прежние воды. По заводям плавающие пузырьки пены..., они то исчезнут, то свяжутся вновь; но долго пробыть – не дано им. В этом мире живущие люди и их жилища... и они – им подобны [1].
В «перлами устланной» [2] столице вышки на кровлях рядят, черепицами спорят жилища людей благородных и низких. Века за веками проходят – и нет им как будто конца..., но спросишь: «так ли оно в самом деле»? – и домов, с давних пор существующих, будто так мало: то – в прошлом году развалились, отстроены в новом; то – был дом большой и погиб, превратился в дом малый. И живущие в них люди – с ними одно: и место – всё то же; и людей так же много, но тех, кого знаешь ещё с давней поры, средь двух-трёх десятков едва наберётся один или двое. По утрам умирают; по вечерам нарождаются... – порядок такой только и схож, что с пеной воды.
Не ведаем мы: люди, что нарождаются, что умирают..., откуда приходят они и куда они уходят? И не ведаем мы: временный этот приют – ради кого он сердце заботит, чем радует глаз [3]? И сам хозяин, и его жилище, оба уходят они, соперничая друг перед другом в непрочности своего бытия... и зрелище это – совсем, что роса на вьюнках: то – роса опадёт, а цветок остаётся; однако хоть и останется он, но на утреннем солнце засохнет; то – цветок увядает, а роса ещё не исчезла; однако хоть не исчезла она, – вечера ей не дождаться.
II
С той поры, как я стал понимать смысл вещей, прошло уже более чем сорок вёсен и осеней, и за это время постепенно накопилось много необычного, чему я был свидетелем.
1. Пожар
Было это давно: как будто в третьем году Ангэн [4], в двадцать восьмой день четвёртой луны (1177 г.). В неспокойную ночь, когда неистово дул ветер, около восьми часов вечера в юго-восточной части города [5] начался пожар и распространился до северо-западной стороны. В конце концов он перешёл на ворота Судзаку-мон, дворец Дайкоку-дэн, на здания Школы высших наук и Управления гражданскими делами, и они в одну ночь превратились все в пепел. Начался пожар, кажется, в переулке Томи-но-кодзи на улице Хигути и возник с бараков, куда помещали больных.
При дующем во все стороны ветре огонь, переходя то туда, то сюда, развернулся широким краем, будто раскрыли складной веер. Дома вдалеке заволакивались дымом; вблизи всюду по земле стлалось пламя. В небеса вздымался пепел, и во всём этом, багровом от огня, окружении как будто летали оторвавшиеся языки пламени, не устоявшие перед ветром: они перелетали через один-два квартала. Люди же – среди всего этого... могли ли они ещё сохранить свой здравый рассудок? Одни, задохнувшись в дыму, падали наземь; другие, объятые огнём, умирали на месте; третьи..., пусть сами кой-как и спасались, но имущество вынести не поспевали, так что все драгоценности, все сокровища так и превращались в пепел. А сколько всё это стоило?
В тот раз домов высших сановников сгорело шестьдесят, а сколько других – и число неизвестно! Говорят, всего во всей столице число сгоревших построек достигало одной её трети. Мужчин и женщин погибло несколько тысяч, а коней и волов – им и конца не знали!
Средь всех людских забот, вообще таких бессмысленных, поистине самая бесплодная это – озабочивать своё сердце, тратить сокровища, с тем, чтобы построить себе жилище в этой ненадёжной столице...
2. Ураган
Случилось затем, что в четвёртом году Дзисё, в двадцать девятый день четвертой луны (1180 г.) со стороны «Средних Ворот» и Кёгоку поднялся сильный вихрь и свирепо задул, охватив все вплоть до шестого проспекта. Когда он захватывал своим дуновением сразу три-четыре квартала, из всех домов, заключённых в этом пространстве, и больших, и маленьких, не оставалось ни одного неразрушенного: одни так целиком и обрушивались наземь; от других оставались только стропила; а то – ветер, сорвав с ворот навесы, относил их за четыре-пять кварталов; сметая же заборы, превращал всё окружающее в одно сплошное целое. Тем более имущество из домов: всё без остатка летело оно в небеса. Такие же предметы, как планки из кровель или дощечки, были совсем как листья зимой, что метутся по ветру. Пыль носилась, как дым, так что и глаз ничего не мог разобрать. При звуках же страшного грохота нельзя было расслышать и человеческих голосов, говоривших что-либо.
Сам «Адский вихрь» [6], и тот, казалось, должен быть не сильнее этого!
Повреждались и гибли не одни дома; без счёта было и таких, кто во время их исправления повреждали себя и становились калеками.
Ветер перешёл на юго-западную часть города и там причинил горе многим людям.
Вихри дуют постоянно, но такие... бывают ли вообще? Тот вихрь был необыкновенен, так что у людей появилось подозрение: не предвестье ли это чего-нибудь, что должно случиться?
3. Перенесение столицы
Затем, в том же году, в шестую луну (1180 г.), внезапно приключилось перенесение столицы. Случилось это совершенно неожиданно для всех.
Сколько известно о начале этой столицы, её определили тут в правление императора Сага [7], и с той поры прошло уже несколько сот лет.
Вещь не такая, чтобы так просто, без особых причин можно было бы менять, отчего картина всеобщего недовольства и горя превосходила даже то, что было бы естественным.
Однако говорить что-либо было напрасно, и все, начиная с самого государя, – сановники, министры, – все переселились в провинцию Сэтцу, в город Нанива [8]. Из тех, что находились на службе, кто стал бы оставаться один в старой столице? Из тех, кто в заботах о должности и чинах, всё полагал в государевых милостях, всякий спешил переселиться как можно скорее. Те же, кто потерпел в жизни неудачу, кто был в этом мире лишним, без всяких надежд впереди, те – скорбя – оставались на месте.
Жилища, что спорили карнизами друг с другом, с каждым днём приходили в упадок. Дома сламывались и сплавлялись по реке Ёдогава [9]. Местность на глазах превращалась в поле.
Сердца людей все изменились: значение стали придавать только одним коням и сёдлам; таких же, кто употреблял бы волов и экипажи, – таких уже более не стало. Стремились только к владениям на Юге и Западе. О поместьях же на Севере и Востоке и думать не хотели [10].
1
Первому абзацу можно найти немало параллелей в дальневосточной философской и поэтической традиции. Ввиду его важности во всём построении «Записок» приводим наиболее существенные из них.
Из Конфуция («Суждения и беседы», глава 9 «Цзы хань», 16): «Стоя на берегу реки, учитель сказал: „Все течёт так же [как вода]. Время бежит не останавливаясь“ (см.: Древнекитайская философия. Собрание текстов в двух томах. М.: Мысль, 1972, т. 1, с. 157).
Из очень популярного в Японии сочинения китайца Лу Цзи (261—303) «Вздыхаю о преходящем»: «Увы нам! Река, вбирая в себя воду, становится рекою; вода же течёт и с каждым днём уходит. Поколение, вбирая в себя людей, становится поколением, человек же входит в него и идёт к закату. Какое же из поколений людей не было новым, но в каком же из поколений человек мог остаться прежним. Каждую весну непременно зацветает степь, но не было такого утра, когда бы на траве не высыхала роса» (перевод И.С. Лисевича).
Из сочинения на китайском языке японца Кукая (Кобо-дайси, 774—835) «Вхожу в горы»: «Или не видишь? Или не видишь? Воды святого ключа во дворце государя! Миг – и вскипают, миг – и струятся [по саду]. Как схожа [с нами] эта быстрота. Вон там вскипает, а тут уже струится – сколько тысяч раз?! Струясь уходит, струясь уходит – впадает в пучину пруда. Впадает в пучину пруда, бесконечно меняясь, и там пропадает. В который же день, в который же час иссякнет теченье воды?»
Наконец, эту же мысль мы находим в стихах любимого Тёмэем великого японского поэта Какиномото Хитомаро (VIII в.):
3
4
Периодам правления государей в Японии, по примеру Китая, давались особые девизы, имевшие благоприятный смысл. Так, «Ангэн» значит «Источник покоя».
5
Хэйан был построен в виде прямоугольника, вытянутого с севера на юг. Северный, наиболее почётный угол занимала резиденция государя – комплекс правительственных учреждений, в центре которого находился собственно дворцовый ансамбль (в частности, Дайкоку-дэн – церемониальный дворец). Из двенадцати ворот резиденции центральные, обращённые к югу, назывались Судзаку-мон. От них начинался проспект Судзаку, деливший город на восточную и западную части. Десять проспектов, шедших с севера на юг, пересекались с одиннадцатью, идущими с востока на запад; таким образом город делился на участки, в которых располагались улицы.
6
7
Хэйан был заложен при государе Камму в 793 г. и в основном завершён к 806 г. При государе Хэйдзэй была сделана неудачная попытка вновь сделать столицей город Нара, но при государе Сага столицей опять стал Хэйан (810 г.).
10