Но г-н Сяо заявил, что все это ерунда. Один звонок простолюдину Лу, и дело будет мирно улажено.
— Но я не хочу мирно! Я хочу бороться с этими невеждами!
— Э, господин Хань,— увещевал меня мой приятель,— в судебном разбирательстве мало хорошего. Успокойся. Я все беру на себя. Даю тебе слово, что завтра газеты запоют другую песню.
Он ушел звонить. Спустя четверть часа Чжун-но явился довольный и веселый:
— Все в порядке. Не обращай на них внимания. Они просто не разобрались, с кем имеют дело.
Вечером Чжун-но снова отправился к Лу Юэ-лао. Вернувшись, он сказал мне:
— Простолюдин Лу решил от своего имени опубликовать в завтрашних газетах заявление, где будет сказано, что твоя позиция достаточно интересна. Подобная фраза способна уладить любое крупное дело.
И немного погодя весело добавил:
— Да, простолюдин Лу приглашает тебя в клуб простолюдинов.
— А что это такое?
— Там бывают только доверенные люди Лу и Паня. Оба они его и создали. Знаешь, Хань, а ведь простолюдин Лу действительно нам доверяет.
Мне хотелось побывать в клубе и увидеть все своими глазами.
— А ты член клуба?
— Разумеется,— самодовольно ответил он.
Вечером прислали избирательные бюллетени. Таков был порядок.
— Ты погоди писать,— предупредил г-н Сяо.— В день выборов я подскажу, что именно надо на нем написать.
Как и следовало ожидать, газеты опубликовали заявление Лу Юэ-лао. Там между прочим говорилось, что слова доктора Вэя, конечно, абсолютной чепухой считать нельзя, но и аргументы г-на Хань Ши-цяня достаточно интересны. Лично для него предпочтительнее позиция последнего. Намерение газет передать дело в суд диктовалось исключительно их заботой о чистоте верхнего яруса и достойно всяческого уважения. Правда, вышеуказанные газеты хватили через край, и он бы, Лу Юэ-лао, посоветовал на этом поставить точку. В заключение наш высокий шеф предложил считать господ Вэй Сань-шаня и Хань Ши-цяня адептами двух направлений в исторической науке.
Эффект был мгновенный. Позиция прессы резко изменилась, а наиболее воинственные газеты, грозившие мне судом, публично извинились, сожалея о случившемся. Им, видите ли, раньше было неясно существо проблемы. Они воздавали должное моему научному подвигу и смелости, с которой я выступил против доктора Вэя, и «от имени широких кругов журналистов «требовали» избрания Хань Ши-циня в члены Комитета исторических наук».
Так закончилось дело. А в Комитет входить я отказался.
Пришел Жао Сань. Последнее время он был занят, как никогда.
— Подготовка к выборам? — спросил я.
— К выборам готовиться нечего. Самое канительное — сопутствующие им торжества. Тут и конкурс младенцев, и соревнование литературных дам, и многое другое. И за все отвечает местная политическая администрация.
— Значит, надо будет пригласить Цзяна Соевую Подливу и У Дуду,— почему-то обрадовался г-н Сяо.
— Само собой. Главное — заручиться их согласием,— озабоченно подтвердил Жао Сань.— С остальными проще.
— А кто этот У Ду-ду?
— У Ду-ду — великий портной,— ответил г-н Жао.
— А зачем на выборах вам нужен один врач и один портной?
— Да нет, нам нужна армия врачей и портных. Эти двое будут главными.
— Непонятно.
— Все очень просто,— г-н Сяо был на месте.— Допустим, проходит конкурс младенцев. Интересно, смог бы ты определить без врача, какому младенцу обеспечивается лучший уход и самое калорийное питание? А кто лучше портного установит качество тканей, из которых сшита одежда маленьких граждан? Так-то. Первое место присуждается наиболее ухоженному и лучше всех одетому младенцу.
— Стало быть, первые места достаются детям обеспеченных родителей?
— Разумеется. Я уж не говорю о том, что подобный конкурс стимулирует наше движение вперед. А ты разве к этому не привык? — улыбнулся г-н Сяо.
Я задумался.
— Нет, это неплохо — устраивать конкурсы ухоженности и красоты младенцев!
Вечером посыльный Лу Юэ-лао доставил нам удостоверения на право участия в церемониях выборов. Позже позвонил он сам, дабы заручиться нашим согласием.
Мы, конечно, согласились.
— Пошли, пошли,— в восемь часов стал торопить меня г-н Сяо.
Захватив удостоверения, мы отправились в Парламент. Для публики были отведены места на галерке, напоминающие театральные ложи. Внизу в центре зала стоял круглый стол с тремя глубокими креслами. Кресла были пусты. Вокруг главного стола находились квадратный стол президиума, за которым уже сидело два-три духа, и более десяти рядов стульев, расположенных дугообразно,— для членов Парламента. Ряды были заполнены.