К концу месяца обе стороны перешли к обороне. Маршала Жукова забрали у нас и направили в Генеральный штаб Верховного Главнокомандования. На его место был назначен Конев, который только что получил маршальское звание за свои успешные операции на Украине. Сергей Сергеевич Варенцов позже как-то сказал мне, что в Красной Армии нет лучшего солдата, чем маршал Жуков; если того требовала ситуация, он мог без обиняков употребить и крепкое словцо. Маршал Жуков пользовался любовью среди солдат и младших офицеров, с которыми всегда держался на равных. Он был для них подобен легендарному русскому богатырю. С генералами же он вел себя очень жестко, орал на них и материл, невзирая на присутствие их подчиненных. Кое-кто из них, например генерал Батов[8], не забыл этого. Поэтому, когда Хрущев в 1957 году решил сместить маршала, ему не составило труда снискать горячую поддержку многих старших офицеров.
Временное затишье, установившееся на 1-м Украинском фронте, длилось до июня, после чего началась подготовка к новому наступлению на направлении Львов — юг Польши. Во время одного из разведывательных рейдов я был ранен. Ранение оказалось серьезным. Я получил контузию, перелом верхней и нижней челюсти с правой стороны лица. Меня отправили в госпиталь. После двухмесячного пребывания в госпитале я стал готовиться к возвращению на фронт.
Во время краткого пребывания в Москве я посетил генерала Гапановича и снова встретился с его дочерью Верой. Вот тогда я и влюбился в нее. Ей уже исполнилось шестнадцать лет, и она стала настоящей красавицей.
От ее отца я узнал, что генерал Варенцов попал в автомобильную катастрофу на фронте и находится в московском госпитале. Оказывается, когда он ехал на встречу с маршалом Коневым, водитель не справился с управлением, и машина генерала столкнулась с танком. У Сергея Сергеевича было повреждено бедро. Врачи сказали, что он обречен на хромоту. Он лежал в генеральском госпитале в Серебряном Бору.
Когда я навестил генерала, настроение у него было хуже некуда. Он страдал не только от физической боли; его угнетали слухи о трагедии, постигшей его семью, жившую во Львове, где находилась тогда ставка фронта. Сергей Сергеевич назначил меня своим личным офицером связи со штаб-квартирой 1-го Украинского фронта по вопросам артиллерии. Посылая меня во Львов, он поручил мне досконально выяснить, что случилось с его матерью и двумя дочерьми, и, если понадобится, оказать им помощь. Мне новое назначение позволило беспрепятственно выехать из Москвы.
Я добрался до Львова, где и выяснил обстоятельства подлинной трагедии, постигшей его семью. Сергей Сергеевич был женат дважды. Его первая жена Аня умерла от туберкулеза в Ленинграде, после чего Сергей Сергеевич женился на Екатерине Павловне, которая была женой врача-венеролога. (Они полюбили друг друга, и Екатерина Павловна развелась с мужем.) После первого брака у Варенцова осталась дочь Нина, работавшая в госпитале под Львовом. Она вышла замуж за майора по фамилии Лошак. Он был евреем. Он и два других офицера были арестованы по обвинению в хищении «социалистического имущества». Их судил военный трибунал и приговорил к расстрелу. Они действительно продавали похищенные машины и запасные части к ним на черном рынке.
Нина очень любила своего мужа. После его казни никто не желал с ней разговаривать, она оказалась в полной изоляции. Она не могла этого вынести и однажды, когда мимо нее в больничном коридоре проходил какой-то лейтенант, она выхватила у него из кобуры пистолет и застрелилась. В то время во Львове жила престарелая мать Варенцова. Она была не в состоянии организовать похороны Нины, и никто не выразил желания прийти ей на помощь. Я быстро сориентировался и принял решение. Продав часы, я купил гроб, черное платье и похоронил Нину. Кроме того, помог матери Варенцова сделать запас угля и дров — у себя в доме она замерзала.
Майор Лошак был арестован СМЕРШем[9]; трибунал обвинил его не только в хищениях социалистического имущества, но и в саботаже и подрыве мощи Красной Армии.
Так вершились дела в нашей стране — точно так же, как и сейчас. Если человека арестовывают за спекуляцию, на него всегда могут повесить еще и обвинение политического характера.
После возвращения в Москву я подробно все рассказал Сергею Сергеевичу. Он обнял меня, поцеловал и сказал: «Теперь я считаю тебя своим сыном». Моя дружба с Варенцовым и его семьей продолжается и по сей день. Он стал называть меня своим мальчиком, своим сыном и фактически заменил мне отца. В ходе разговоров о СМЕРШе и о судьбе Нины Сергей Сергеевич несколько раз повторил, что теперь, мол, он понимает, каково приходилось семьям арестованных органами НКВД и СМЕРШа. Прежде он не особенно верил рассказам Рокоссовского[10] и других, но теперь, после гибели Нины, он был решительно не в состоянии простить тех, кто был повинен в ее смерти. Эта история с семьей Варенцова оставила в моей душе глубокий след.
8
Павел Иванович Батов (1897—1981), вступил в Красную Армию в 1918 году; во время Второй мировой войны командовал сначала корпусом, а затем армией. В 1954—1955 годах был первым заместителем командующего советской группой войск в Германии. 1955—1960 годы — командующий Прикарпатским и Прибалтийским военными округами, затем первый заместитель начальника Генерального штаба Советской Армии и начальник Штаба Объединенного командования вооруженными силами стран — участниц Варшавского Договора.
9
СМЕРШ (буквально «смерть шпионам»), по сути дела, был Главным управлением контрразведки Красной Армии. В 1946 году он вошел в состав МГБ и просуществовал в нем до февраля 1947 года, сейчас эти функции выполняет 3-е Главное управление КГБ.
10
В 1937 году маршал Константин Константинович Рокоссовский был заключен в тюрьму, где подвергался жестоким пыткам. Его обвинили в поддержке маршала Тухачевского, расстрелянного в 1937 году за «государственную измену». Позже Рокоссовский был освобожден и восстановлен во всех званиях, хотя выбитых зубов было уже не вернуть. По самым скромным подсчетам, во время «большой чистки» пострадали от 20 до 35 тысяч офицеров. То есть 35—50 процентов советского офицерского корпуса.