Выбрать главу

Ну да ладно, мы ведь не о том...

Нашел я упоминание о плаче над неким пророком, названным человеком Божиим из Иудеи, которого Господь, проявив очевидный формализм, за непослушание «предал льву» (как честный статистик, я отнес этот плач к категории «частных», а не «коллективных»), и о плаче жены царя Иеровоама над сыном своим, совсем еще юным, которого Бог в раздражении убил, но, проявив несказанную милость, удостоил гробницы — остальных истребленных Боженькой членов царского дома сожрали псы или расклевали птицы.

В Четвертой книге Царств плачут нечасто, но по существу: проливал слезы Елисей, предвидя беды Израилю от нового царя Сирии Азаила, а потом другой царь, Иоас, в свой черед плакал над заболевшим Елисеем. Тут не могу удержаться от хулы в адрес самого Елисея, хотя к нашей слезливой теме это отношения не имеет. Но уж больно вопиющий эпизод произошел в жизни этого пророка. Дело было так. Шел он себе путем-дорогою в город, кажется, Вефиль, а оттуда выбежала стайка малых деток, видать, не лучшего воспитания, поскольку, завидев старика, они стали его дразнить: «Плешивый! Плешивый!» Оно, конечно, за такое непочтение стоило бы шалунов отшлепать, но Елисей поступил иначе. Он их всех проклял именем Господним — и тут же из лесу вышли две медведицы и растерзали аж сорок два ребенка.

Вот так. А Елисей, удовлетворенный содеянным, отправился дальше уж не помню в какой город (детишки там, надеюсь, были послушными, потому как дальнейших жертв Елисеева гнева Святое Писание не зафиксировало).

Но — к слезам.

Еще один царь, Езекия, плачет, получив пророчество Исаии о скорой смерти, — и не зря, как выяснилось, ибо, в отличие от Давида, выпросил-таки исцеление у Господа слезами и молитвами...

В обеих Книгах Паралипоменон рыданий набралось не густо, а индивидуальный плач только один — Ефрем плакал о своих сыновьях (убитых, кстати, за грабеж — захватили стада местных жителей). Но — дети есть дети, даже если занимаются разбоем.

В Книге Ездры этот «книжник, сведущий в законе Моисеевом», рыдал скорее ритуально, молясь и исповедуясь, как, впрочем, и Неемия (автор следующей книги), служивший виночерпием у персидского царя Артаксеркса, но при этом скорбевший о бедствиях жителей разрушенного Иерусалима и сопровождавший плачем свои горестные молитвы. В Книге Есфири зоркий глаз исследователя (это я про свой глаз) остановился на стихе, где Есфирь пала к ногам Артаксеркса, своего мужа и царя, «и плакала, и умоляла его» защитить еврейский народ от злодея Амана.

Открывая глубоко драматическую Книгу Иова, я думал: ну здесь-то будет море слез... Оказалось — вовсе нет. Вот друзья страдальца «возвысили голос свой, и зарыдали, и разодрал каждый одежду свою», вот жертва спора Бога и сатаны признается, что лицо его «побагровело от плача» и на веждах его «тень смерти», а ближе к концу книги с обидой напоминает, что сам-то он в прежние времена «плакал о том, кто был в горе», а ныне терпит унижение и издевательства от окружающих... Этими плачами, собственно, автор и ограничивается, доказывая, что создать трагическую книгу можно, и не заливая ее слезами.

В Псалтири наконец я нашел тот самый, размноженный и введенный в обиход нашего безбожного прошлого группой «Бони М», стих из 137 (136 в русском варианте) псалма By the rivers of Babylon, there we sat down, yea, we wept, when we remembered Zion. Проскочив Притчи, задержался на Екклесиасте («время плакать, и время смеяться», «сердце мудрых — в доме плача, а сердце глупых — в доме веселия»), не нашел рыданий в Песни Песней и открыл Книгу пророка Исаии.

Так вот где разверзлись хляби, открылись шлюзы и проч. (и не закрывались до конца Книги Иезекииля)! По совокупности в Книгах Исаии, Иеремии и Иезекииля, а также в Плаче Иеремии я насчитал около девяноста стихов, где плакали и рыдали люди, города, небеса и отдельные предметы — ворота, корабли и тому подобное. Скажем, вся пятнадцатая глава Исаии есть вопль и рыданье Моава, в Моаве и о Моаве, а Плач Иеремии — это плач Иерусалима и о Иерусалиме. В Книге Исаии снова плачет царь Езекия, молясь о своем исцелении, а в Иеремии — «голос слышен в Раме; вопль и горькое рыдание; Рахиль плачет о детях своих и не хочет утешиться о детях своих, ибо их нет». Тут, надо, сказать, я оказался в тупике: то ли Рахиль плачет о нерожденных детях своих (ибо долгое время «была неплодна») — но тогда при чем здесь Рама, да и время уже не то? То ли это просто фигура речи, и говорится здесь о символическом плаче праматери в том месте, откуда, по велению Навуходоносора, евреев депортировали в Вавилон, после, чего и опустела Иудея. Так до сих пор в тупике и пребываю.