Оставь свои иеремиады, Виталий Иосифович, ведь и твоя речь показалась бы варварской и безвкусной интеллигенту, жившему век назад... Что до рекламных рифм, то и Маяковский, уж на что мастер, не шибко заморачивался, когда свои плакаты лепил, Резинотрест прославлял: «Раскупай, восточный люд, лучшие галоши привез верблюд!», «Резинотрест — защитник в дождь и слякоть, без галош Европе сидеть и плакать». И все это — после «Я тоже ангел, я был им — сахарным барашком выглядывал в глаз, но больше не хочу дарить кобылам из сервской муки изваянных ваз».
Но злой старик не унимается. Жене:
— Ты смотри, что пишут! — И тычет в обложку любовного романа, забытого подругой Елены Ивановны на крыльце «Веселой пиявки». — «Ее прозе присущи удивительная глубина и пронзительность, равной которой не встретишь ни у одного современного писателя». Я тут того... нырнул в глубину удивительную: «Она вздрогнула и дико раскрыла глаза. Так дико, что даже он — знавший все ее взгляды — смутился. Лицо ее побелело, потом темно покраснело, потом вся кровь снова отхлынула от него...» Какова пронзительность, а?
С годами раздражение Виталия Иосифовича от нелюбезных ему речений только усиливалось. Он еще сильнее вытягивал губы, круче изгибал брови, противнее шевелил пальцами, а также громче — и визгливей — похрюкивал, досаждая домашним. Домашних, правда, было немного — жена Лена да пес Ларсик, причем последний оставлял словесные выкрутасы и претензии Виталия Иосифовича без внимания. Но Лене приходилось терпеть.
— Ты можешь мне объяснить, что такое «денежные средства»? — спрашивал он, не ожидая, впрочем, ответа. — Я человек незлобивый, но тех, кто вместо простого слова «деньги» — они же бабло, капуста и т. п. — пишет или, упаси Бог, говорит такую мерзость, следует публично сечь на городской площади. Вот, скажем, сперли у мужика кошелек с получкой, а как только нехитрое это дело попадает в суд, мы тут же имеем дело с «хищением денежных средств». Надо бы еще изучить, когда и при каких обстоятельствах такое немудрящее дело, как еда, превращается в прием пищи.
Или вот:
— Ну как может чувствовать себя гражданин страны, в которой одна из палат парламента называется Совет Федерации Федерального Собрания Российской Федерации?
— Да ладно, — отвечала ему вполне осовремененная Елена Ивановна, — тут сынишка моей подруги вот такую просьбу разместил в своем фейсбуке: «Друзья, а ни у кого случаем ширика дешевого, который не жалко дать на неделю поюзать, не валяется дома без дела? Под никон, можно мануальный, в общем любой с байонетом F».
Впрочем, лингвистические изыскания Виталия Иосифовича вовсе не обязательно сопровождаются раздражительностью и негодованием. Терпеливо и вполне заинтересованно он трудится над разгадкой происхождения некоторых привычных слов и выражений. На свою беду (а скорее, счастье, ибо ему ведома радость поиска) он не пользуется Интернетом, который знает все и с готовностью этими знаниями делится. Поэтому усердно ищет и с ликованием открывает для себя искаженный греческий корень морос в выражении «сморозить глупость», замечая при этом и лишенный смысла повтор, ибо морос по-гречески как раз глупость и означает. «Морос несете», — мог сказать преподаватель классических языков, услышав неверный ответ гимназиста.
Больше времени занял у меня полет фанеры над Парижем. В конце концов я наткнулся на историю якобы известного французского авиатора Огюста Фаньера, который в 1908 году на своем аэроплане протаранил Эйфелеву башню и рухнул на землю, после чего Юлий Осипович Мартов написал в «Искре», что царский режим ждет такая же печальная участь, как полет Фаньера над Парижем, и вот, переделав Фаньера в фанеру, народ стал этой фразой обозначать всяческие неуспешные предприятия. Я проявил дотошность (этого-то у меня хватает), стал копать глубже, но упоминания об этом авиаторе нигде более не нашел, а газета «Искра» в 1908 году и вовсе не издавалась — ее закрыли в 1905-м. Так что от версии с Фаньером-Мартовым пришлось отказаться. Правда, попутно удалось выяснить, что Мартов, он же Цедербаум, приходился дядей замечательной женщине и блистательной переводчице Юлиане Яковлевне Яхниной, на семинаре которой я как-то раз... Стоп, мы говорили о фанере. Так вот, дальнейшие розыски обнаружили, что с 1906 до 1913 года президентом Франции был Арман Фальер, увлеченный развитием авиации до такой степени, что в газетах печатали карикатуры, изображавшие его полет на аэроплане над Парижем. Это случилось в 1909 году после того, как Фальер открыл Первую международную аэронавтическую выставку. В России же то ли «Фальер» превратился в «фанеру», то ли в поговорку вошла фанера как материал, из которого тогда делали самолеты, но появление расхожей фразы я отнес на счет этих карикатур. Правда, что побудило русский народ придать ей значение «потерпеть неудачу», так и осталось для меня загадкой. Если кто знает — отзовитесь... А Фальер был славным малым, дожил до девяноста лет, выступал против смертной казни, старался как мог избежать войны — но передал власть Раймону Пуанкаре, который, как известно из учебников истории, к этой самой войне был склонен. Как же, как же — Poincaré la guerre. И уж если речь зашла о Пуанкаре, как не вспомнить о его брате, великом математике, физике, философе Анри (Пуанкаре же).