Выбрать главу

— Знаешь, как Лия Михайловна на малаховском рынке — мы тогда в Москве жили, летом на дачу выезжали — крыла торговку зеленью за вялый укроп? Ди фис золн дир динэн нор аф рэматэс, вот что она говорила, чтоб ноги тебе служили только для ревматизма.

— Слабовато, — замечал Рувим. — Если столяр Боря криво сколачивал кухонную полку или стекольщик Миша норовил всучить ей не одно цельное, а составное стекло, моя Елена Ароновна вопила на весь коридор: Зол дайн мойл зих кейнмол ништ фармахн ун дайнер интнен — кейнмол зих ништ эфэнэн, чтоб твой рот никогда не закрывался, а задний проход никогда не открывался. И это не самое сильное ее высказывание. Участковому, к примеру, она пожелала: Золст вэрн а ванц ин пэтлюрэс матрац ун пэйгерн фун зайн хазэршер блут — чтоб ты стал клопом в матраце Петлюры и сдох от его подлой крови.

— Я еще такое помню: Золст вэрн азой райх, аз дайн алмонэс ман зол зих кейнмол нит зоргн вэгн парносэ — чтоб ты так разбогател, что новый муж твоей вдовы никогда бы не заботился о заработке.

— Слишком изысканно. А вот энергично и кратко, как гвоздь вбить: Золст лэйбм, обэр ништ ланг — чтоб ты жил, но недолго.

В тот раз Веня признал свое поражение.

Море тем временем набрало силу и впало в состояние между новой избой и столбовым дворянством. К нам подбежала припляжная собака по кличке Энурез, известная ласковым нравом, слизнула с ладони Вени шматок сала и побежала по своим делам. Ах, собаки, лошади, куропатки, олени... Или, скажем, ежи. Да, ежи. Меня всегда занимала разгадка тайны — как любят ежи, или, говоря научно, — как они спариваются. Больно же... Вынув трубку изо рта: «Любовь побеждает боль». А из всего великого Есенина остались в душе совместный с Джимом лай на луну, золотозвездные слезы суки, краюха хлеба, разделенная со старым слепым псом, решительный отказ лупить по голове меньших братьев, ведомая — по ветряному свею — на убой корова, да еще как жеребенок бежал за паровозом:

Милый, милый, смешной дуралей, Ну куда он, куда он гонится? Неужель он не знает, что живых коней Победила стальная конница? Неужель он не знает, что в полях бессиянных Той поры не вернет его бег, Когда пару красивых степных россиянок Отдавал за коня печенег? По-иному судьба на торгах перекрасила Наш разбуженный скрежетом плес, И за тысчи пудов конской кожи и мяса Покупают теперь паровоз.

Помню, ребенком лет пяти разглядывал я репродукцию на сюжет жертвоприношения Авраама, а дед давал разъяснения, что там к чему. Так вот, судьба барашка меня опечалила, а переживания отца и отрока Исаака не тронули. Прочие библейские сюжеты вовсе оставляли холодными — в Музее изобразительных искусств я не мог оторваться от кондотьера: рассматривал вооружение, сбрую коня, даже голые пальцы самого Гаттамелаты, а при виде картины с неумеренным количеством стрел, торчавших из тела Себастьяна, вырвал руку у мамы и довольно громко сказал: «Смотри, он как ежик!» Ну а, скажем, на портрете дамы с горностаем сама Цецилия Галлерани меня нисколько не заинтересовала, а зверька так и хотелось погладить, тем более что горностай оказался хорьком.

Мне и сейчас мой Ларс дороже большинства населения земного шара. Признаться в этом можно только этой тетради, не то заклюют. Когда гуляем, на развилке он всегда останавливается, оборачивается — куда? Я машу в нужную сторону, и мы идем дальше. До следующей развилки. Ларс всегда впереди. Рыжий, редкозубый, не по годам подвижный, он, вопреки имени, к датчанам и всяким прочим шведам отношения не имеет, чистый россиянин, ленивый и безбашенный. Мне не докучает, и, определив направление, я спокойно погружаюсь в раздумчивое состояние: ухватить какой-нибудь случай из прошлого, поудивляться словам. Вот слово «промысел» живет широко, пораскинуло щупальца: есть рыбный, есть Божий, а еще отхожий. Или, скажем, услышишь «синегнойная палочка» — и сразу подумаешь, тьфу, гадость какая, а, к примеру, «золотистый стафилококк», тот, напротив, оставляет впечатление чего-то симпатичного, а ведь тоже дрянь порядочная. А вчера, к примеру, напряженно думал, куда бы вставить только-только придуманную рифму Ливерпуль — ливень пуль. Ну и так далее. Не скучно мне на этих прогулках. А если Ларс не выполняет свои долг, я нежно, на мотив пугачевской песни, его увещеваю: «Какай, милый, какай, дорогой, положить какашку не забудь. Дальше налегке пойдем с тобой, будет веселей далекий путь...» Лену он очень лизать любит, как начнет — спасу нет. Веня-то, когда Энурез принимался благодарно лизать ему руку, скрипуче и громко объяснял всему пляжу причину такого поведения: