Записки из «Веселой пиявки»

А что дальше? Да ничего нового. Ну прям скучно, до чего все предсказуемо. Человек получил абсолютную власть и уверовал в свою абсолютную непогрешимость.

Мухаммед забыл собственную заповедь — насилие и вера несовместны.

Он проливает реки крови, утверждая свое господство в Мекке.

Не бравший второй жены, пока была жива Хадиджа, он отбирает жену у приемного сына.

Он изгоняет евреев из Медины.

Он грабит караваны.

И Бог его становится мрачнее и мстительнее — это скорее суровый и жестокий Бог Иова, чем Бог-Отец, дающий высшее утешение и убежище.

Тут расходятся дороги Мухаммеда и Иисуса.

И все же...

Мухаммед искоренил пьянство и азартные игры — два порока, которым арабы-язычники предавались с особой страстью.

Мухаммед проклял обычай приносить в жертву младенцев и саму память об этом сделал отвратительной мусульманину. Говорят, Омар, сподвижник Мухаммеда, суровый и яростный защитник веры, пролил в своей жизни лишь одну слезу. Он вспомнил, как в темные прежние дни положил в могилу свою дочь и рука ребенка смахнула песок с его черной жесткой бороды.

Не успев отменить рабство и многоженство, Мухаммед ввел в обиход немало законов в защиту рабов и женщин: упразднил легкость, с которой мужчина мог выгнать жену из дома, повинуясь любой прихоти; запретил обращать в рабов мусульман и повелел считать свободным ребенка, рожденного рабыней от ее господина.

Чем сетовать, что Мухаммед не сделал большего, следует удивляться тому, как много им сделано. Он вывел свой народ из невежества, сплотил под знаменем ислама и дал ему место в истории цивилизации. А слова, которые вырвались тринадцать веков назад из его мятежной души и были встречены насмешками и бранью, изучают мудрецы в Берлине и Оксфорде — городах, которых не существовало в его время, в Мекке, где он родился, в Медине, где он умер, в Дамаске и Иерусалиме, куда ходил он с караванами, — во всем мире, вместе со словами другого пророка, услыхавшего голос Бога.

Я вижу их рядом: Мухаммеда, сына Амины и Абдаллаха, и Иисуса — сына Марии и Иосифа. Они стоят на холме — близ Мекки или у Мертвого моря, — смотрят перед собой. Видят ли они горящих альбигойцев, варфоломеевскую резню, гибель Сасанидской империи, залитую кровью Византию, крестоносных мучителей, изуверов-инквизиторов, живые бомбы шахидов? Если видят, то, как мне кажется, берутся за руки и вместе добровольно спускаются в тот самый восьмой круг ада, куда Мухаммеда давным-давно поместил предусмотрительный Данте, назначив ему казнь как зачинщику раздора.

И правда, когда последний Пророк и Господин пророков Мухаммед (мир ему и благословение Аллаха) помер, править арабами стали халифы, и вскорости, башмаков не износив, в которых за гробом Пророка шли (впрочем, это — фигура речи, ни гроба не было, ни процессии, ибо закопали Мухаммеда аккурат под самой постелью в доме жены, Айши, где он скончался), последователи его учинили свару — дело обычное, сами понимаете. Сторонники (по-арабски шиа) Али, четвертого халифа, приходившегося Мухаммеду зятем, заявили, что во главе мусульман могут стоять только он и его потомки от дочери Пророка Фатимы, а прочая знать из рода курайшитов сказала — дудки, мы тоже хотим, мы тоже в родстве с Пророком и по обычаю (на арабском сунна) можем править правоверными. Али-то вскоре убили, и до сей поры шииты и сунниты — опять же, по Шекспиру — ведут междоусобные бои и не хотят унять кровопролитья.

А христиане? Не мне вам говорить о трепетной дружбе между католиками и протестантами — небось «Королеву Марго» все читали, да и православные внутри расколоты, и каждый осколок только себя правым считает, а прочим — козу делает. Или взять свару между католиками и православными по поводу крайне важного вопроса: где же именно Иисус изгнал из Марии Магдалины 7 (семь) бесов? Здесь, топает ногой католик! Ни в коем случае, в-о-о-он там, в трех километрах отсюда. А иудеи, может, и миролюбивый народ, но ведь не зря ходит анекдот о еврее, который попал на необитаемый остров и построил там две синагоги: в одну ходить будет, а в другую — ни ногой.