В конце концов Лена нашла доброго человека, который согласился взять птиц на зиму и кормить их, если будут нести яйца, а по весне вернуть домой.
— А если не будут нестись? — спросил я доброго человека.
— Тогда посмотрю.
Смотрю я, друг мой Александр, на твои картины —
натюрморт с тремя бутылками, явно из-под водки, хоть и без этикеток, и другой, тоже с бутылкой, но черной, вроде как из-под «Бейлиса», и у нас с Леной течет культурная беседа знатоков, ба-а-а-альших ценителей. Меня притягивают прозрачные, с бликами на покатых плечах, а ее — черная, подле нее недоочищенный мандарин валяется. А почему? А вот почему: у нас к референциям, к — извини за выражение — денотатам отношение разное. Водка — она и есть водка, хотя и не наша косорыловка, а «Бейлис», сам понимаешь, — сладенькое пойло, да и лис жалко, зачем их бить... Сидим мы на таких непримиримых эстетических позициях, а тут кто-то с экрана поет вертинсковую «Маленькую балерину», и там, если помнишь, лакфиоль упоминается: мол, прислал ей, балерине, король влюбленно-бледные нарциссы и эту самую лакфиоль. И тут же Лена — а она, сам знаешь, ботаник не из последних — спрашивает: что за лакфиоль такая, никогда не слышала. И что ты думаешь: минуты не прошло, как в садово-огородной передаче по «Эху» нежный голос другой Лены, Ситниковой, сообщает нам что-то очень важное и упоминает благозвучное растение «херантус, или лакфиоль». Представляешь! Правда, потом выяснилось, что не херантус это, а хейрантус, но это уж потом...
М-да, множество поучительных сведений извлекаем мы из белого шума массмедиа посредством глаз и ушей, но преимущественно все же ушей. Ведь и пушкинский пророк аккурат через уши впитывал основную информацию об окружающей действительности. Суди сам: хоть серафим коснулся и ушей, и глаз поэта и вещие зеницы отверзлись (словно, если мне не изменяет память, у испуганной орлицы), далее роль зрения в постижении мира не раскрывается. Совсем иначе обстоит дело с ушами. Их, как известно, наполнил шум и звон, после чего стоит двоеточие, и Александр Сергеевич разъясняет нам происхождение этих звуков, уточняет, откуда они явились. А вот, оказывается, откуда: от содроганья неба, от полета горних ангелов, от передвижения в пучине морской всякой живности и даже — подумать только — от прозябания дольней лозы. Видно, громко прозябала.
Вот и мне в уши чего только не залетает, и что со всем этим делать — ума не приложу. Но ищу забавные неожиданности и совпадения. Как-то услышал, что кровожадный маньяк Жиль де Рец по кличке Синяя Борода — он, если помнишь, складировал в своем замке тела предварительно зарезанных многочисленных жен — был сподвижником самой Жанны д’Арк и храбро сражался с англичанами бок о бок с Орлеанской девой. А в какой-то исторической передаче прозвучало, что королева Виктория и принц Альберт сочетались браком 10 февраля 1840 года — ровно за 100 лет до моего рождения. К чему бы такое? Вот и я не знаю. В компании родившихся 10 февраля кого только нет. Борис Пастернак и Сергей Пенкин, Владимир Зельдин и Бертольт Брехт, Александр Володин и Георгий Вайнер, Мстислав Келдыш и Федор Васильев... Или вот еще: некую Дору Каплан допрашивал жандармский полковник Новицкий по делу покушения на киевского генерал-губернатора Сухомлинова. И тут же мысль — а нет ли тут какой ослышки, может, не Дора она, а Фанни? И появляется занятие у старика, есть чем заполнить время между обедом и ужином. И на свет выползает история — трогательная, трагическая, нелепая история.
История любви
Слякотным февральским днем в глухом местечке Волынской губернии в многодетной семье реб Хаима Ройтблата, меламеда здешнего хедера, родилась девчушка. Назвали младенца Фейгой, что значит птичка. Через двенадцать лет и один день в местечке, как и положено, отметили бат-мицву Фейги, и стала она по всем правилам взрослой девушкой. А вскорости, как бывает со всеми девушками, Фейга влюбилась без памяти в красивого парня Якова Шмидмана. Дело обычное, и все бы хорошо, да, на беду, Яков этот оказался то ли бандитом, то ли революционером-анархистом, а скорее всего, и тем и другим: грабежом швейных мастерских в округе он промышлял как Яшка Шмидман, а для борьбы за народное счастье взял кликуху Виктор Гарский. Одним из эпизодов этой борьбы должно было стать убийство киевского, подольского и волынского генерал-губернатора Владимира Александровича Сухомлинова.
И вот принялся Шмидман-Гарский в гостинице «Купеческая», что на Подоле, налаживать бомбу для совершения благородного революционного кровопролития, а рядом с ним стояла верная подруга Фейга, которая, как и положено революционерке, к тому времени тоже обзавелась подпольной кличкой Дора Каплан. Сапером Яшка оказался никудышным (это вам не белошвеек грабить), бомба разорвалась, да так хитро, что Гарский почти не пострадал и быстренько смылся, бросив израненную и контуженую Дору, которую и задержала полиция.