Ну да ладно. А что еще завораживало? Как ни странно — просто фразы, просто строки, никакой мудростью не нагруженные. С нежного детства помню: «Пуля расплющилась о кирасу де Муи». Или: «Мальчик был маленький, а горы были большие» — или в другом порядке, сначала горы, потом мальчик? Это Манн, не Томас, а Генрих, о своем тезке Генрихе Наваррском. Или совершенно библейское: «В начале были пряности» — так Цвейг начинает новеллу о Магеллане. А еще застряло в памяти что-то про мальчика, который смотрел, как прилетают и улетают самолеты, — откуда это, уж не вспомнить, а мальчика вижу до сих пор. Или совсем уж случайная строка химического нобелиата и по совместителю стихотворца и драматурга Роалда Хофмана: «Если когда нибудь состарится красота, у нее будут твои прямые седые волосы...» — пленила и тихо дремлет в какой-то каморке памяти рядом с немудрящим «все острова похожи друг на друга» — тоже нобелиата. А «Шуберт на воде и Моцарт в птичьем гаме» дружно мучают неразгаданностью: почему на воде, почему в птичьем гаме?
Но я о другом. В Книге Товита — очень похожа на волшебную сказку, читать страшно интересно, всем рекомендую — напал я на такое место: «И сказал ему [Товию] отец [слепой Товит]: иди с этим человеком [на самом деле ангелом Рафаилом в камуфляже]; живущий же на небесах Бог да благоустроит путь ваш, и Ангел Его да сопутствует вам! — И отправились оба, и собака юноши с ними». Ну, думаю, и какова тут роль собаки? Читаю, читаю, действие разворачивается увлекательное, Товия успел жениться, получить хорошее приданое от тестя да еще много талантов серебра от должника Товита и уже замыслил домой возвращаться — а о собаке ни слова. Наконец тронулись они в обратный путь — и, вот: «за ними побежала и собака». А дальше, до самого конца, о собаке опять ничего. Словно и не было ее вовсе. Но я-то исключительно из-за нее всем этим заинтересовался. Вот и спрашиваю я автора, зачем он ввел в свое произведение этого пса?
Не дает ответа.
Ответа на лукавый вопрос:
«Что появилось раньше — курица или яйцо?» — казалось бы, тоже нет. А я нашел его буквально в самом начале, в первой главе Бытия: на четвертый день творения сотворил Бог «всякую птицу пернатую по роду ее» — стало быть, и курицу, а отнюдь не яйцо...
Ладно, оставим кур, мы о собаке говорили. Вот что написал мне мой добрый друг Рафаил из города Иерусалима.
Лотта вошла в нашу дверь и в нашу жизнь из распахнутой двери соседей и стала нашим другом — увы, не надолго. Она была уже стара, доберманы редко доживают до такого возраста, а потом она вообще заболела и не могла удерживать мочу, приходилось то и дело менять ей памперсы и подтирать за ней лужи, но видели бы вы, сколько страдания и мольбы было при этом в ее умных, понимающих глазах — и сколько невыразимой, молчаливой благодарности, когда мы выводили ее, уже измученную болезнью, погулять. Она брела медленно, опустив черную голову, осторожно переступала негнущимися ногами, то и дело поглядывая, не сердимся ли мы, не в тягость ли она. И в глазах у нее стояли слезы.
А как она умела слушать! Чуть подняв бровь, с напряженным вниманием, стараясь ухватить главное. Да, это я про тебя, Лотта, ты полежи, я скоро закончу, а потом мы пойдем с тобой гулять — по нашей любимой дорожке, уходящей вверх по холму, прямо в голубое небо.
Тот же добрый (и к собаке Лотте) иерусалимский друг снабдил меня любопытными сведениями о нетрадиционном сексуальном поведении разного рода тварей. Вот, скажем, долгоносики — такие козявки с хоботками, что живут в крупе или муке, — ведут себя весьма любопытно: в какой-то момент долгоносик начинает прикидываться, что принадлежит к противоположному полу. Козявка-самец притворяется самкой не ради карнавала: она так приманивает другого самца, чтобы тот зря израсходовал свое семя, слившись в любовном экстазе с ним, а не с самкой, на которую положил глаз сам притворщик. А долгоносиха начинает топтать другую самку, чтобы привлечь к этой сцене (и к себе, естественно) внимание праздношатающихся самцов.
Но что там козявки! Любовные игры однополых партнеров встречаются — как заметил и описал канадский биолог Брюс Бейджмил — сплошь и рядом. Гривастые цари зверей трутся головами и катаются в обнимку, киты и дельфины нежно пошлепывают друг друга хвостами, самцы жирафов сплетаются шеями и при этом испытывают наслаждение, переходящее в оргазм, самцы орангутангов балуются оральным сексом, а когда летучие мыши-вампиры чистят и облизывают друг друга, у них нередко возникает эрекция.