Как только рассвело, измученный сном, я вылез из шалаша и направился к Мотингую. Тот был в хорошем настроении.
- Е мои бома, - сказал я ему, - я ухожу, вот пришёл, чтобы попрощаться. Спасибо тебе за приём! Береги себя и людей.
- Нам нечего больше боятся, нашей семье ничто не угрожает.
- Как? Ты же говорил, что слоны обещали убить троих?
- Они и убили троих, - хищно улыбнулся вождь.
Он вытащил из хижины алюминиевый таз, в котором лежали оставшиеся обрезки тела Квалле приготовленные для жарки, и порывшись в нем, достал зародыш, нанизанный на маленький деревянный шампур.
- Вот, смотри!
Зародыш был примерно 1.5 сантиметра.
- Это ребёнок Квалле и моего младшего брата Монгамбе. Хе-хе-хе, не твой! Хе-хе-хе, сейчас я его поджарю.
В сопровождении проводников я пробирался через джунгли к деревне, а в кармане у меня лежала обычная канцелярская скрепка. Та самая скрепка, единственное украшение моей Квалле. Каждые пять минут я с тревогой засовывал руку в карман. Не пропала ли?
ПОСЛЕДНИЙ ПРЫЖОК ТОЛЯНА
Новости доходят до меня как до жирафа. Только совсем недавно узнал, что ушёл из жизни Толян, мой старый хороший друг.
С Толяном я познакомился во время нашей учебы в институте физкультуры на факультете лёгкой атлетики. Его специализация была прыжки с шестом. Ко времени нашего знакомства он уже бросил тренироваться, хотя результаты до этого были неплохие. Лучший прыжок Толяна - 5 м 50 см. Он много провел времени на спортивных сборах, где по его словам постоянно чморил будущего рекордсмена мира Сергея Бубку, который был на 4 года его моложе.
- Я Бубку на тренировках делал как ссаного, потного кота. А после тренировки он мне за пивом бегал и сумку таскал, - говорил он.
- Толь, а почему ты тренироваться бросил? - спросил его я.
- С тренером поругался. Он начал смеяться надо мной, сказал, что я прыгаю, как пожилой заяц, а ему за это по жопе ногой ёбнул. Всё бы ничего, но я в шиповках был. У тренера потом в медпункте все дырки на заднице пересчитали, как точки у божьей коровки. И уже после этого тренироваться меня никто не звал, все за свою жопу боялись.
Больше всего Толян любил попиздить о тёлках, а так как я тоже всегда был неравнодушен к женщинам в целом и ебле в частности, то мы быстро нашли общий язык. Стоило Толяну увидеть более-менее сексапильную девушку, как он тут же гнусавил:
- Я бы ей щяс шершавого задвинул!
Мы много общались, но некоторое время я никак не мог решить, друг мне Толян или так, хороший знакомый? И только когда он рассказал мне о том, что время от времени ножницами подрезает на жопе волосы, чтобы говно не запутывалось, только тогда я понял, что Толян настоящий друг. Такими вещами, с кем попало, не делятся.
Прописан Толян был где-то с матерью в подмосковном Долгопрудном, но жил в Москве у родной тётки в двухкомнатной квартире. Сама тетка частенько на субботу-воскресенье уезжала на дачу, и тогда мы устраивали на его квартире блядки. Чаще всего приводили одну телку, поили водкой или вином, а потом её ебали вдвоем. Вообще большим успехом у женщин Толян не пользовался. Виной тому была его манера говорить. Толяну всё время хотелось выглядеть важным, поэтому он поднимал подбородок, вытягивал губы, и медленно двигая нижней челюстью, будто пожевывал говно, что-то вещал гнусавым голосом. Соответственно поэтому большинство дам, которых мы ебали приводил я. Только пару раз Толяну удалось выписать каких-то девчонок, но и те, по-моему, нам так и не дали. И опять же из-за него! Ну, вот например, девушка говорит, что очень любит бананы. Толя, который хотел показаться не только важным, но ещё и умным тут же гнусавит:
- А ты их любишь за форму или за содержание?
- Я не люблю пошлостей! - следует ответ.
- Ну, какая же это пошлость? - говорит Толян, - вот если бы я сказал «соси банан через диван», вот это была бы пошлость. А это так, игра ума.
В результате Толяна с его «игрой ума» посылают на хуй. Ну и меня заодно туда же.
Однако на телок и водку нужны были деньги, а их не было. Тогда мы начали подворовывать вещи из спортивных магазинов. Лучше всего получалось с куртками. Выбор их тогда был небольшой, да и те выглядели убого. Но иногда завозили желтенькие или голубенькие югославские курточки, в которых хоть кое-как можно было выделиться из серой массы. Одна такая куртка стоила 85 рублей, и это было вполне сопоставимо с месячной зарплатой некоторых трудящихся.