На другой день (5 июля) поутру мы пошли в гавань; при входе нашем с крепости сделаны были два пушечные выстрела ядрами, которые упали в воду, далеко не долетев до нас. Мы заключили, что японцы здесь не получили еще известия с острова Итурупа о миролюбивом нашем расположении. Между тем густой туман покрыл крепость и залив, почему мы бросили якорь; а когда погода прочистилась, то опять пошли ближе к крепости, с которой уже более не палили, хотя промеривавшая глубину впереди шлюпка была от нее не далее пушечного выстрела.
Крепость вся кругом была обвешана полосатой материей, состоящей из белых и черных или темно-синих широких полос, так что ни стены, ни палисад нельзя было видеть; местами между материи поставлены были щиты с нарисованными на них круглыми амбразурами, но так грубо, что даже издали нельзя было принять их за настоящие батареи. Мы могли только видеть некоторые строения внутри крепости, кои, будучи расположены по косогору, видны были через вал. В числе их дом начальника отличался от прочих множеством флагов и флюгеров, над ним выставленных; на прочих частях города также много сих знаков развевалось, но гораздо менее, нежели у начальника. Алексей не знал причины, для чего это делается, но сказывал, что всегда город таким образом украшается, когда приходит в порт чужое судно или приезжает чиновная особа.
Остановясь на якоре в расстоянии верст двух от крепости, поехал я на берег, взяв с собой штурманского помощника среднего, четырех гребцов и курильца. Японцы, подпустив нас сажен на пятьдесят к берегу, вдруг начали с разных мест крепости в шлюпку стрелять из пушек ядрами. Мы тотчас поворотили назад и стали грести, как то всякий и сам легко догадаться может, из всей силы. Первые выстрелы были очень опасны, и ядра пролетели, так сказать, мимо ушей наших, но после они пушки свои заряжали медленно и нехорошо наводили[21].
С нашего шлюпа при первых выстрелах старший по мне офицер, капитан-лейтенант Рикорд, отправил к нам на помощь все наши вооруженные гребные суда, в коих однако ж, к счастью, мы не имели нужды: ни одно ядро в нашу шлюпку не попало. Когда я уже выехал из дистанции пушечных выстрелов, японцы не перестали палить и даже продолжали по приезде моем на шлюп. Бесчестный их поступок крайне меня огорчил. Я думал, что дикие одни только в состоянии сделать то, что они: видя небольшую шлюпку с семью человеками, едущую прямо к ним, и подпустив оную вплоть к батареям, стали в нее палить, так что от одного ядра все бывшие на ней могли бы погибнуть.
Сначала я считал себя вправе отомстить им за это и велел было уже сделать один выстрел к крепости, чтоб, судя по оному, лучше можно было видеть, как поставить шлюп, но, рассудив, что время произвести мщение не уйдет, а без воли правительства начинать военные действия не годится, я тотчас переменил свое намерение и отошел от крепости, а потом вздумал объясниться с японцами посредством знаков.
На сей конец поутру следующего дня (6 июля) поставили мы перед городом на воду кадку, пополам разделенную: в одну половину положили стакан с пресной водой, несколько поленьев дров и горсть сарацинского пшена в знак, что имели нужду в сих вещах, а на другую сторону кадки положено было несколько пиастров, кусок алого сукна, некоторые хрустальные вещи и бисер в знак, что мы готовы за нужные вещи заплатить им деньгами или также отдарить вещами. Сверху положили мы картинку, весьма искусно нарисованную мичманом Муром, на которой была изображена гавань с крепостью и нашим шлюпом, на коем пушки были означены очень явственно и в бездействии, а с крепости оные палят с летающими ядрами чрез нашу шлюпку. Сим способом я хотел некоторым образом упрекнуть их за их вероломство. Лишь только мы оставили кадку и удалились, как японцы тотчас, взяв оную на лодку, отвезли в крепость.
На другой день мы подошли ближе пушечного выстрела к крепости за ответом, будучи на всякий случай готовы к сражению; но японцы, казалось, не обращали никакого на нас внимания: ни один человек не выходил из крепости, которая вся кругом была обвешана по-прежнему. Рассматривая положение наше со всех сторон, мне казалось, что я имел основательные причины потребовать у японцев ответа каким бы то ни было образом. Первое наше с ними свидание случилось нечаянно: начальник их сам собою вызвался дать нам письмо в город, уверяя, что по оному мы можем получить не только воду и дрова, но и съестные припасы. В надежде на его обещание мы пришли сюда, потеряв полмесяца, в которое время могли бы прийти в Охотск, и издержав немало провизии, которую надеялись получить у японцев за плату по их желанию. А они, приняв нас неприятельски, не хотят дать никакого ответа на миролюбивые наши предложения.
21
Японский порох должен быть очень дурен, потому что при пальбе производил чрезвычайно густой и черный дым.