Этажом выше жили добрые и отзывчивые люди, которые не возражали против моей затеи, тем более что пользовался я этим приспособлением крайне редко – лишь когда был на свободе и моя воровская жизнь вынуждала меня прятаться от легавых.
Не успел я войти в дверь, которую открыла мне мать, как тут же попросил ее завести детей в спальню, и, лишь убедившись, что они не видят меня, вошел в дом. Предосторожность эта не была излишней. Дело в том, что много лет тому назад, еще не зная как следует многих нюансов нашей бродяжьей жизни, я был научен горьким, роковым опытом друга детства, которого выдала ментам его малышка дочь. Незадолго до их прихода он играл с ребенком, а увидев легавых, исчез в своем схроне во дворе. Менты ни за что не додумались бы найти его тайник, но какой-то ушлый пес обманом выведал у крохи, где спрятался ее папа. Ему, кстати, втерли тогда десять лет особого режима, и он, в конце концов, умер в лагере от чахотки.
Жена моя была в отъезде, отец находился в рейсе, так что мама одна управлялась с детьми, поэтому и не смогла сразу прийти в милицию, но, уверенная в том, что меня через час-другой отпустят, была относительно спокойна. В нескольких словах я рассказал ей о происшедшем и, увеличив громкость дверного звонка до максимума, скрылся на балконе.
Пролежал я там довольно долго, но вокруг, как я и предполагал, все было тихо и спокойно. Мне было отлично видно все, что творилось напротив дома. Еще несколько часов назад, находясь в «красном уголке» второго отделения милиции, я точно знал, что если моя затея удастся, то именно здесь, лежа на грязном половичке балкона четвертого этажа, я и намечу план следующего этапа побега.
При моем образе жизни загадывать наперед было по меньшей мере глупо. Поэтому, обдумывая тот или иной план действий, я всегда разбивал его на этапы. Эта система помогала избежать многих ошибок, экономила поистине драгоценное время на размышления, в общем, была чрезвычайно эффективной. Теперь, укутавшись в отцовский тулуп и озираясь по сторонам, как загнанный волк, я пытался найти и сделать следующий ход. От правильности выбора зависела не только моя жизнь, но и воровская честь, что было для меня важнее всего остального.
Представляете, в каком я был положении? Этот день был поистине богат на сюрпризы. Пришедшая вдруг мысль стала не чем иным, как подарком Божьим. Откинув одну за другой все иные версии, я сосредоточился на одной. Я вспомнил частые высказывания того самого «правильного мусора», Бороды, который при случае любил подчеркнуть свою порядочность и преданность идеалам правосудия. И чем больше я думал об этой безумной на первый взгляд затее, тем больше убеждался в том, что в моем положении лучше и правильнее выхода просто не было.
Голова раскалывалась от напряжения. Я решил подождать до утра, а там, как говорится, что Бог пошлет, то и будет.
Глубоко за полночь я спустился к себе в комнату и уже подробно объяснил матери, что произошло в милиции. «Не беспокойся, сынок, – сказала она мне. – Что бы ни случилось в будущем, ты крепись и знай, что я скорей умру, чем позволю кому-то возвести на тебя напраслину и тем самым погубить тебя. Хотя, как мать, я эту несчастную девушку, конечно же, понимаю».
Всю ночь мы проговорили, обсуждая мое нынешнее положение, а под утро я уснул на диване, даже не сняв верхней одежды, но ненадолго. В десять часов утра дверной звонок исполнил свою традиционную «Калинку», оповестив о приходе какого-то раннего гостя. Гость был незваным, а значит, это был мент. Он был в штатском и провел у нас около часа, внушая все это время моей матери, как важно, чтобы я сам пришел в милицию с повинной, и прочую чушь. В конце визита он не преминул заглянуть на всякий случай в спальню, кладовку и туалет и лишь потом наконец откланялся и ушел.
Вернувшись, я поделился с матерью своим планом относительно Бороды, и она одобрила его сразу же, безо всяких оговорок, будто пророчески предвидела все наперед. Я попросил ее позвонить Нелли и объяснил, что нужно было ей сказать. Домашний телефон мог прослушиваться, поэтому мама одела детей и ушла с ними к сестре, заодно дав мне немного отдохнуть и прийти в себя. Я проспал почти до самого вечера, и никто меня не побеспокоил за это время. Это лишь укрепило мои предположения о том, что за квартирой было установлено наблюдение.